Честь семьи Лоренцони
Шрифт:
– Боже правый, – прошептал Вьянелло.
Граф поднял глаза, посмотрел на полицейских, потом перевел взгляд на жену.
– Не волнуйся, милая, теперь все будет хорошо. Со мной все в порядке. Правда. Ничего не случилось.
Брунетти услышал тихое чмоканье, когда его забрызганные кровью ладони отпускали ее руку. Граф поднялся и пошел к дверям. Но лицо графини оставалось бесстрастным; очевидно, она так и не поняла, что он сидел рядом с ней, разговаривал, а потом ушел.
– Сюда, – сказал граф и, выйдя из комнаты, провел их к ступеням, по которым они спустились на нижний этаж. По коридору с
Войдя в комнату, Брунетти понял, почему граф отказался последовать за ними. Верхняя часть занавесей на дальнем окне была пропитана кровью и забрызгана ошметками мозгов. Тело молодого человека лежало на полу у окна, в позе эмбриона. Его лицо оставалось практически неповрежденным, задняя же часть головы просто отсутствовала. По всей вероятности, выстрел был произведен в упор, и ствол ружья, должно быть, упирался прямо в подбородок. Брунетти подметил это гораздо раньше, чем отвернулся от страшного зрелища.
Он прошел обратно по коридору, думая о том, что теперь делать, надеясь на то, что его неожиданный уход из квестуры натолкнет кого-нибудь на мысль о том, что надо прислать сюда оперативную группу.
Графа нигде не было видно. Вьянелло шагал следом за ним; он тяжело дышал; так же, как тогда, когда на одном дыхании взлетел к нему в кабинет.
– Позвонишь им, чтобы прислали оперативную группу?
Вьянелло хотел что-то сказать, но слова застряли у него в горле, и он молча кивнул.
– Тут должен быть еще один телефон, – сказал Брунетти. – Попробуй поискать в одной из спален.
Вьянелло снова кивнул.
– А вы?
– Вернусь обратно и поговорю с ними.
– С ними?
– Я хотел сказать: с ним.
На этот раз кивок Вьянелло свидетельствовал о том, что он пришел в себя. Он повернулся и зашагал обратно по коридору, стараясь не смотреть в сторону комнаты, где лежал труп Маурицио.
Брунетти буквально заставил себя вернуться в комнату и заглянуть внутрь. Ружье лежало на полу, справа от тела, его блестящее ложе находилось всего в нескольких сантиметрах от лужи крови, которая медленно растекалась по полу. Два небольших коврика, сбившиеся в кучу, валялись на полу: молчаливые свидетели недавней трагедии. Скомканный пиджак Маурицио, залитый кровью, валялся прямо под дверью.
Брунетти повернулся и, крепко затворив за собой дверь, вернулся по лестнице туда, где оставил графа и графиню. Они сидели на своих прежних местах, только теперь на руках графа не осталось и следа крови. Когда Брунетти вошел, тот снова посмотрел на него.
– Могу я с вами поговорить? – спросил Брунетти.
Граф кивнул и снова отпустил руку жены. В коридоре Брунетти обратился к графу:
– Где мы могли бы с вами поговорить?
– А чем здесь плохо? – ответил граф. – Здесь, по крайней мере, я смогу присматривать за ней.
– Она знает о том, что произошло?
– Она слышала выстрел, – отвечал граф.
– Отсюда? Из этой комнаты?
– Да, да. Но потом она спустилась
– Туда?! – Брунетти почувствовал, как у него внутри все похолодело от ужаса.
Граф кивнул.
– И она… видела его?
Граф равнодушно пожал плечами.
– Когда я услышал ее шаги, – как она в тапочках идет по коридору, – я быстро прошел к двери. Я испугался, что она меня увидит, и попытался чем-то его прикрыть.
Брунетти вспомнил о пиджаке, валявшемся у дверей, и удивился про себя, какой от него мог быть толк.
Внезапно граф повернулся и направился к дверям ближайшей комнаты.
– Может, нам все-таки лучше поговорить здесь, – сказал он, пропуская Брунетти внутрь. Из мебели там были только письменный стол, стул и книжный шкаф, набитый фолиантами.
Граф обессиленно опустился в кожаное кресло прямо у двери. Откинув голову на спинку, он моментально закрыл глаза. Потом открыл их и посмотрел на Брунетти. И опять ничего не сказал.
– Вы можете рассказать мне, что произошло?
– Вчера вечером мы с женой собирались ложиться спать. Было уже поздно. Я сказал Маурицио, что хочу серьезно с ним поговорить. Он был явно не в своей тарелке. Нервничал. И я, признаться, тоже. Я сказал ему, что начинаю сомневаться во всем, что касается похищения Роберто, что, обдумывая, как это произошло, я пришел к выводу, что это должны были быть люди, хорошо знавшие нашу семью, Роберто, чем он занимается. Зная о его планах на тот вечер, они и решили подкараулить его у ворот виллы.
Граф закусил губу и отвернулся в сторону.
– Я все ему высказал, все. Что больше ни на йоту не верю, что его похитили, чтобы потребовать за него выкуп.
Здесь он остановился и замолчал; и молчал до тех пор, пока Брунетти не выдержал:
– А он? Что он сказал?
– Сначала сделал вид, что не понимает, о чем я, сказал, что были письма с требованием выкупа; что же это может быть, если не похищение? – Оторвавшись от спинки кресла, граф резко выпрямился. – Маурицио прожил с нами большую часть своей жизни. Они с Роберто выросли вместе. Как-никак, он был моим наследником…
Граф не договорил; его глаза вдруг наполнились слезами.
– Вот потому-то я и… – произнес он так тихо, что Брунетти едва его расслышал. Но больше он ничего не сказал.
– Что еще случилось вчера вечером? – спросил Брунетти.
– Я потребовал, чтобы он рассказал мне, что он делал в то время, когда моего сына похитили.
– Но в материалах дела сказано, что он был здесь, с вами.
– Да, это так. Но я точно помню, что он отменил деловой ужин, назначенный на тот вечер. Словно он намеренно хотел провести этот вечер здесь, с нами.
– Тогда он никак не мог этого сделать, – заметил Брунетти.
– Но он мог заплатить кому-то, чтобы это сделали за него, – продолжал настаивать граф, и Брунетти не сомневался, что именно так он и думал.
– И вы ему об этом сказали?
Граф кивнул:
– Сказал, что даю ему время все хорошенько обдумать. О моих подозрениях. Что, в конце концов, он сам может пойти в полицию. – Граф снова выпрямился. – Или… поступить так, как подобает человеку благородному.
– Благородному?
– Да, благородному, – веско повторил граф, но так и не потрудился объяснить, что это значит.