Четверги мистера Дройда
Шрифт:
— Но Карантин, этот проклятый Карантин!
— А вы убеждены, что Карантин и в самом деле производит действие, которое ему приписывают? Что он уничтожает в людях способность протеста? — спросил, вдруг сделавшись серьезным, Том. — Вот Джим прошел через Карантин… Как у тебя насчет способности к протесту? — хлопнул он по плечу Джима.
Они весело переглянулись с Джоном, и все трое тихонько засмеялись.
— Но не забывай, Том, случаи были.
— Да, были, но это не их дурацкие лучи, а просто внушение. Слабые ему поддавались, сильные — никогда.
Катя
— Так, значит, нет массового уничтожения людей? Значит, люди остаются людьми? — с коротким рыданием восторга спросила она.
— О, Джон, — продолжая плакать, с упреком сказала Катя, — отчего же ты мне не сказал об этом? Это такой ужас, я измучилась за это время.
— Ну, ну, Катя, успокойся, — погладил ее по руке Джон. — Ты, однако, сделалась плаксой. Когда-то она не была такой, — сказал он, обращаясь к Джиму и Штейну, — когда ей наступали на хвост, она не плакала, а кусалась. Помнишь, как ты меня укусила за руку, когда мы пришли освобождать тебя и Энгера из тюрьмы?
— Да, плаксой, — улыбаясь, с необсохшими слезами на глазах, ответила Катя. — Это я расплакалась от неожиданной радости. Мне было так тяжело, так больно, и вдруг неожиданная радость, что нет этого кошмара…
— Ничего, ничего, — мягко сказал Джим в свою очередь, положив свою руку на руку Кати, — самому мужественному революционеру нечего стыдиться таких слез.
Катя благодарно улыбнулась ему и принялась энергично вытирать глаза.
— Но постойте, товарищи, — снова спросила она, — как же все-таки эта масса покорных людей? И вы, Джим…
— Видите ли, — не торопясь, начал объяснять Джим, снова занявшись своей потухшей трубкой, — нам стало известно, что при массовом применении лучи потеряли значительную часть своего эффекта и что этот старый душитель Ван Рогге работает над усилением их действия; ну, мы и решили помочь ему, — поднял он улыбающиеся глаза на Катю.
— Ну, как же вы это сделали? — напряженно смотрела на него Катя.
— Был дан лозунг: всем, прошедшим через Карантин и подвергнутым действию лучей, притворяться безвольными, быть послушными и ни в ноем случае не выражать протеста против чего бы то ни было, — спокойно и медленно продолжал Джим, и только в глазах его светилась искорка не то света, не то торжества.
— Хорошо, как это хорошо! — хрустнула пальцами Катя. — И лозунг был усвоен массами?
— Как видите… Не без того, однако, — помолчав, добавил он, — по-видимому, есть слабые головы, на которые лучи действуют. Вот Том говорит, что это не лучи, а внушение.
— Да, я так думаю, — решительно подтвердил Том. — Если бы лучи разрушающе действовали на мозговые центры, то результат их действия у всех был бы одинаков. На самом же деле только очень немногие из получивших «лучевое крещение» действительно превращаются в живые манекены, а на психику огромного большинства всех остальных лучи совершенно не влияют. Интересно, что больше всего поддаются женщины.
—
— Комитет человеческого спасения нам сам помог в этом. В первую очередь подвергли действию лучей наиболее сознательных рабочих, как самых революционных и опасных, а они почти все члены нашей партии. Сохранить среди них тайну было нетрудно, а остальную массу по мере прохождения через Карантин мы подвергали тщательной индивидуальной обработке, разъясняя, какая опасность грозит им, если действие лучей будет усилено. Помогло нам и то, что своих агентов среди рабочих Комитет человеческого спасения не пропускал через Карантин.
— Замечательно, — радостно засмеялась Катя. — Какие вы молодцы, товарищи!
— Значит, не допустили? — добродушно усмехнулся Джим.
— Извините, товарищи, — серьезно, но вся вспыхнув, сказала Катя, протягивая обе руки Джиму и Тому.
— Ладно, мы не сердимся, — засмеялись оба и крепко пожали ей руки.
— Ну, мне пора, — заторопился Джим. — Иду выполнять обязанности фонарного столба.
— Пойду и я, — сказал Том, — у меня сегодня еще много дела.
Вышли.
Катя вышла за ними, остановилась и с облегченным сердцем, бессознательно улыбаясь, наблюдала причудливую игру света от цветных ночных солнц, бросавших блики на карнизы и крыши домов.
Глава II
В ПОИСКАХ ЭНГЕРА
Все время после разгрома полпредства Джон, Катя и Тзень-Фу-Синь тщетно производили поиски исчезнувшего Энгера, но ни расспросы оставшихся сотрудников, ни выяснение обстановки разгрома не дали им никакой нити.
Осталось одно — белогвардейцы. Ключ к разгадке надо было искать там, но это было почти невозможно: белогвардейцы исчезли из Капсостара.
Последние дни Джон обследовал тщательно кабаки, подвальчики, притоны, надеясь найти хоть одного белогвардейца.
Он почти отчаялся и в душе проклинал Флаугодьда, выславшего их из республики.
Превратившись в молодого англичанина-туриста, Джон направился в самый отдаленный район, над которым господствовала мрачная средневековая тюрьма. Он не рассчитывал уже ни на что, но надо было перед разработкой другого плана поисков закончить обход всех вертепов.
Сел в угол, против эстрады с кривляющимися танцовщицами и, потребовав себе соды-виски, наблюдал за столиками, медленно прихлебывая освежающий напиток.
Кругом все было так же, как и везде. Такие же апаши и кокотки, спившиеся старые клерки, мидинетки, рыцари карманов и легкой наживы, — все это было привычно, буднично.
Джон со скукой оглянулся и, взяв бутылку, стал наполнять бокал, но услышал неожиданно русское ругательство, и бутылка звякнула о стекло бокала.
У окна стоял в вызывающей позе апаш, удерживая от нападения на себя нескольких клерков. Все в нем было обычцо, но Джон с радостью увидел галифе с малиновым кантом.