Четверги мистера Дройда
Шрифт:
Больные, голодные, изможденные женщины с худыми, истощенными детьми на руках двигались толпой к муниципальным столовым получить ужин.
Катя, стоя у ворот дома, с тоской смотрела на эти тени.
«Сколько горя, сколько ужаса, — думала она, — кроется в этой толпе, лишенной сознания своего положения!»
— Проклятые! — не вытерпев, громко вскрикнула она.
— Тсс… тише, — остановился около нее рабочий, из-под изорванной майки которого выглядывало исхудавшее тело. — Тише,
— Но почему, Том, почему?
— Сейчас не могу говорить. Потерпи.
Захрипел, заговорил громкоговоритель, выкрикивая объявления о получке партии чулок, пудры, а на громадной стене рабочего дома засветились слова: «“Сумерки большевизма”. Лекция знаменитого журналиста Дройда. Спешите слушать, спешите!»
«И он здесь», — подумала Катя.
— Простите, Том, я задумалась.
— Никаких разговоров, — повторил рабочий. — Можно говорить только вот что. — И он громко сказал: — Какая прекрасная погода! Как это интересно! — добавил он, указывая на светящуюся рекламу.
— Я не думаю, чтобы вас так сильно интересовали погода и очередной трюк мистера Дройда.
— Черт возьми, конечно, нет, — засмеявшись, сказал Том вполголоса. — Я забыл, что вы недавно у нас и еще не все знаете.
Катя внимательно взглянула в улыбающиеся глаза рабочего.
— Зайдемте ко мне, поговорим, — предложила она.
— Вы одни?
— Кто это? — спросила Катя, указывая на приближавшуюся черную фигуру фонарщика, согнувшегося под тяжестью черной палки, увенчанной матовым светящимся кубом.
— Алло, Джим! — позвал Том. — Иди сюда.
Фонарщик повернулся и медленно подошел к ним. Катя с любопытством рассматривала его совершенно невозмутимое лицо и ясные, умные глаза. Ее взгляд остановился на белой металлической табличке с цифрами 59721 К. З., висевшей на груди.
— Алло, зачем звал, Том? — И, поставив фонарь на землю, протянул руку Кате, а потом Тому.
— Хочешь покурить, Джим? Прекрасный табачок, — и Том протянул кисет.
— С удовольствием. Так трудно бессмысленно стоять долгие часы без табаку.
И Джим стал набивать свою трубку.
— Вот она ничего не знает, — чуть усмехаясь, проговорил Том.
— Так-так.
— Просит зайти к ней поговорить.
— Я думаю, Том, ей нечего и знать. Все в порядке, — закуривая трубку, проворчал Джим.
— А я думаю, Джим, что ей надо знать и даже очень надо знать, — сказал Том, делая какой-то знак рукой и выразительно глядя на фонарщика.
— Простите, товарищ, — серьезно сказал Джим, — не обижайтесь на меня за излишнюю осторожность.
— Так вы?..
— Так же, как и вы, — улыбнулся Джим.
— Ну расскажите, расскажите мне все, я ничего не знаю
— Мы зайдем к вам. Вы одна живете?
— Нет, нас трое.
— Вы откуда?
— Из Союза…
— Все оттуда?
— Да, но они сейчас в породе, и я ожидаю их.
— Ну, подождем пока здесь. Так хорошо жить в такие ночи.
— Добрый вечер! — произнес Том, а Джим успел только вынуть трубку изо рта и снять свою черную шляпу в почтительном поклоне перед проходившим мимо полисменом.
— Добрый вечер, господа, вы правы: в такую ночь просто грешно спать.
Катя инстинктивно отодвинулась назад, в тень.
— Гуляйте, господа, — снисходительно сказал полисмен и прошел дальше, важно отвечая на поклоны.
Из-за угла неожиданно подлетел автомобиль. Тзень-Фу-Синь нажал сирену и улыбнулся, увидев, как вся стоящая группа вздрогнула.
Джон Фильбанк живо выскочил из автомобиля, а Тзень-Фу-Синь, махнув приветственно рукой, уехал обратно.
— Джон, почему долго? Я…
— Пустяки, Катя, пустяки. О нем я ничего не узнал.
Обернувшись, Джон увидел Тома и Джима.
— А, ты уже познакомилась с Джимом, очень рад, — и Джон крепко пожал всем руки.
Спустились в подвал.
Катя нетерпеливо отворила дверь, повернула выключатель, и комната осветилась мягким светом спускавшейся над столом лампы, закрытой абажуром.
Из тьмы сразу вынырнули уютный мягкий диван, пара глубоких кресел, ширмы, закрывавшие походную кровать, и подоконник со стопкой книг.
— Вы недурно устроились.
— Прошу садиться. Я тороплюсь узнать…
— Тише, — прошептал Джим, отойдя от угла, в который поставил фонарь, — тише, нас могут подслушать. Ни в одном доме нельзя быть гарантированным от скрытого микрофона.
— Ну, смею уверить, у меня чисто, никаких микрофонов, — засмеялся Джон, — никаких…
— Он специалист, все стены исстукал, — добавила, улыбнувшись, Катя.
— Ну, тогда дело другое, но все-таки нужно соблюдать осторожность.
Том хотел сострить, но, встретив серьезные глаза Джима, сконфузился и уселся удобнее в кресло.
— Вы недавно здесь, вы не успели еще ознакомиться с «великой колыбелью человеческого спасения», — иронически подчеркнул последние слова Джим.
— Нет, но я уже задыхаюсь. Я не понимаю, товарищи, как вы допустили этот ужас. Как допустили, чтобы они сделали из людей манекены? — неожиданно прорвалась Катя, сверкая глазами и топнув ногой.
— Слышишь, Джим, — подмигнул Том.
— А почему вы думаете, что мы допустили? — спокойно сказал Джим, усаживаясь за стол и с довольным видом снова набивая трубку табаком.