Четверо в каменном веке, не считая собаки. Том 1
Шрифт:
***
Плечо уже болело. Остальные товарищи, отстреляв по две партии, оставили упрямого вождя в покое. Тот пытался совладать со своевольным оружием. Двадцать метров – не такое уж большое расстояние. Ведь в очках он прекрасно видит начерченный круг. Но чтобы гарантированно завалить зверя, надо попасть в область размером с ладонь. И на этом пункте Михаил застопорился. Пока получалось попасть максимум в полуметровый круг. Горе-стрелок понимал, что бросок копья у него вышел бы ещё хуже. Он, наверно, даже не добросил до цели, не говоря о том, чтобы пробить шкуру. А уж попасть – вообще грусть-тоска. В детстве, играя в снежки, попадал в противника один раз за сотню выстрелов. Однажды, провалив на физкультуре зачёт по броскам в баскетбольную корзину, получил задание тренироваться весь урок. Что добросовестно делал. И не попал. Сейчас
Михаил, продолжая стрелять, обмозговывал в голове форму такого двойного крюка. Если взять толстую палку длиной в ладонь, просверлить её вдоль, то можно вставить проволоку и с боков подвесить крюки-зацепы. Вопрос пока оставался один – где взять столько крюков? Есть ещё четыре крюка для свиных туш. Это два инструмента получается. «Малавата будет! Малавата!»
В его планах стояло вооружение всего племени поголовно. Всех двуногих. Четвероногие обойдутся, даже если им понравится стрелять. Людей слишком мало, а работать надо везде. Потому – самострелы нужны каждому.
Вот натренируется и грохнет трёх зубров. Нет, четырёх – для себя тоже надо сделать другое оружие. Этот самострел – опытный образец, а новое он всем сделает с учётом выявленных недостатков. В ходе работ появились идеи, которые надо применять изначально, переделать этот арбалет уже не получится. Например, насаживать рога на дерево «в горячую», предварительно разварив. Тогда они плотно сядут, соединяя всё в единую конструкцию. Далее: центральная деревяшка, соединяющая половинки лука, тоже гнётся. Причём, очень заметно. Значит, надо попробовать соединить твёрдую берёзу и мягкую сосну, как всегда делают в композитном луке. Наверно, лучше что-нибудь другое. Но какие именно породы использовали в древности, Михаил не помнил, а у него из высохших деревьев только один вариант такой пары: берёза с твёрдой древесиной и сосна – с мягкой. Или ива, но сухой ивы сейчас нет. Ещё одно: в ходе использования стало заметно, что тетива довольно сильно трётся в месте крепления. Уже сейчас появились царапинки. Если продолжать, то рога протрутся. Не сразу, после сотен и сотен выстрелов. Но из-за одной испорченной детали придётся выбросить с таким трудом сделанное изделие. Значит, надо подложить что-нибудь. Может, толстую кожу. Надо попробовать шкуру зубра, там на спине настоящая фанера в несколько миллиметров толщиной.
А пока – боль в плече и жжение в ладонях. Хорошо Андрею – несколько выстрелов, и он каждый раз попадает в центр мишени. А тут!... Прямо слов нет. Работаешь, работаешь, а кому-то всё достаётся везением.
Да вот даже взять сегодняшнюю стрельбу. Когда отстрелялись по первому кругу, Андрей предложил пострелять на дальность. Просто, чтобы проверить возможности оружия. Пробивную силу уже знают – в глиняный склон стрелы входят до половины. А глина – это вам не мясо. Она плотнее. Михаил достоверно мог сказать, что нож входит в плоть, как в мягкое масло, а вот в слой глины – не очень. Как бы на охоте стрелы вообще не начали пробивать туши насквозь.
Место для стрельбы искать не надо. Под рукой – длинный луг, ограниченный двумя линиями кустов. Одна – это ивы, растущие у самого берега, а другая – непонятная колючая штука за сотню метров от Медвежьего озера. Так назвали водоём, расположенный возле одноимённой пещеры. Не может homo sapiens без топонимики. Всё ему обозвать надо.
Вытянутый и прямой луг, оприходованный в роли пастбища, отлично подходил для подобных
Зато Ирина с Андреем могли поспорить в удаче. Девушка, также хорошо учившая физику, знала, как сделать самый далёкий выстрел. Специально или нет, но она не приняла поправку на ветер. Её стрелу тоже подхватило и бросило в сторону озера. Но сейчас в воздухе барражировали сотни птиц, поднятых выстрелом вождя. Оставляя инверсионный след из выбитых перьев, стрела затормозила ближе к центру стаи и рухнула под тяжестью трофеев.
– Я старый и больной солдат, много чего повидал на своём веку. – Затянул Андрей с усмешкой, когда они подошли и взглянули на место происшествия. – Но вы, баронесса Мюнхгаузен, превзошли все ожидания! Когда на моих глазах стрелой прошивают одну утку насквозь, а ещё двоих насаживают на неё же, то я готов поверить в любые рассказы знаменитого враля.
– Если судить строго, – заметил вождь, – то убитая добыча не является утками.
В воде, покачиваясь, плавали чёрные и серо-бурые оперённые поплавки. На уток эти пташки совсем не смахивали.
– А чего мелочиться? – Отмахнулся товарищ. – Они ведь водоплавающие. И не просто водоплавающие, а водоплавающие посмертно. Я слышал, что только утки не тонут после смерти. Из-за чего охотятся именно на них. Другая добыча тонет в воде.
– Ну, ладно, утки – так утки. Но здесь разные птицы. Не думаешь, что получится, как с воронами? А то какой-то умник назвал одним именем два разных вида: ворон и воронов. Только потому, что они очень похожи.
– Зато другой умник посчитал, что утка и селезень слишком различаются, чтобы называть их одинаково. Может, здесь тоже самцы и самки?
– Всё, что я знаю – это то, что селезень имеет красивую шкурку, а утка серая и блёклая. – Михаил в задумчивости растрепал подросшую бороду. – Но здесь даже на первый взгляд видно, что они разные.
– Что ты там увидеть мог? Одни жопы торчат.
– А вон те? – Михаил показал на других «птах божьих», продолжавших кружиться на воде.
Гладкие, закруглённые головы с острыми клювами ни разу не походили на утиные. Так же, как на гусиные, лебединые и прочие сплюснутые клювы других водоплавающих.
Андрей несколько раз перевёл взгляд с торчащих из воды чёрных в крапинку гузок на ещё плавающих птиц. Белые пятна вокруг глаз глаз с маленькой точкой-зрачком на чёрной голове выглядели жутко.
– Да-а-а... – Почесал он затылок. – Это явно не утки. Но должен же я хоть кого-то обозвать! Вон, Миха везде отметился. Нарекаю их чернышами. Кто-то против?
Остальные согласились. Какая разница.
– А на уточек больше вон те, серые похожи. – Заметила Ирина.
У названных птиц, как бы в противоположность чернышам, вокруг глаз было тёмное пятно, что выглядело вполне обыденно и смотрелось гораздо приятнее. Правда, клюв не такой уж широкий и плоский, как привыкли видеть на картинках – гораздо уже, но по сравнению с остроклювыми чернышами – гораздо заметнее.
– Согласен, у них хоть носы почти плоские.
– Вы наигрались в первооткрывателей? – прервал обсуждение Михаил.
Странное ощущение, что в этот раз слушали не его, сосало в темечке. Какое-то недовольство, мелкая обида. Ведь и птицам он бы лучше название дал. А то какие-то «черныши», как собачья кличка. Стоп! Что это? Мания величия появилась? Действительно вождём себя ощутил? Тряхнув головой, Михаил решил, что не надо контролировать все аспекты жизни. Например, пусть сами достают добычу из ледяной воды.