Четвертое сословие
Шрифт:
— Позвольте, я проясню для себя последствия этого соглашения, если я его подпишу. — Он замолчал и снова взял в руки договор. — Вы получите права на распространение моих изданий за границей.
— Да, — невозмутимо ответил Армстронг.
— Если я правильно понял, под «за границей» подразумевается Британия. — Он помедлил. — И страны Содружества.
— Нет, Юлиус. Весь мир.
Ганн снова начал читать договор. Дойдя до соответствующего пункта, он угрюмо кивнул.
— А я получу пятьдесят процентов от прибыли.
— Верно, — сказал Армстронг. —
— Да, но я тогда не знал, что вы занимаетесь издательским делом.
— Я занимаюсь этим всю свою жизнь, — заявил Армстронг. — Как только меня демобилизуют, я вернусь в Англию и продолжу семейный бизнес.
— И в обмен на эти права, — потрясенно проговорил Ганн, — я стану единственным владельцем «Дер Телеграф». — Он снова замолчал. — Я не знал, что газета принадлежит вам.
— Арно тоже этого не знает, поэтому прошу вас, держите эту информацию в секрете. Мне пришлось заплатить за его акции гораздо больше их рыночной стоимости.
Ганн кивнул и вдруг нахмурился.
— Но если я подпишу этот документ, вы станете миллионером.
— А если нет, — парировал Армстронг, — к концу месяца вы станете банкротом.
Оба молча уставились друг на друга.
— Вы явно много думали над моей проблемой, — Ганн наконец нарушил молчание.
— Исключительно ради вашего блага, — ответил Армстронг.
Ганн промолчал, и Армстронг продолжал:
— Позвольте доказать вам, что я действую из самых благих побуждений, Юлиус. Если первого числа следующего месяца капитан Сэквилл все еще останется в этой стране, вы можете не подписывать договор. Если к тому времени его здесь не будет, я надеюсь, вы поставите свою подпись в тот же день. А пока, Юлиус, мне будет достаточно рукопожатия.
Ганн молчал еще несколько секунд.
— Не могу с этим поспорить, — наконец сдался он. — Если этот человек уедет из страны до конца месяца, я подпишу договор в вашу пользу.
Мужчины встали и торжественно пожали друг другу руки.
— Ну, мне пора, — сказал Армстронг. — Мне еще нужно встретиться кое с кем и написать кучу бумаг, чтобы выпроводить Сэквилла в Америку.
Ганн ничего не ответил, только кивнул.
Армстронг отпустил водителя и пешком прошел девять кварталов до дома Макса. Сегодня они, как всегда по пятницам, играли в покер. На холоде голова прояснилась, и когда он добрался до Макса, он был готов запустить в действие вторую часть своего плана.
Макс нетерпеливо тасовал колоду.
— Наливай себе пива, дружище, — сказал он, когда Армстронг сел за стол, — потому что сегодня, приятель, ты будешь в проигрыше.
Два часа спустя Армстронг выигрывал около 80 долларов, а Макс за весь вечер ни разу не облизал губы. Он потягивал пиво, пока Дик тасовал колоду.
— Да, как подумаю, — сказал Макс, — что если Ганн удержится на плаву до конца месяца, я буду должен тебе еще тысячу — тогда мне конец, я разорен.
— Должен
— Скажи, что я должен сделать, — взмолился Макс, бросив карты на стол.
Армстронг молчал, делая вид, что изучает свои карты.
— Все, что угодно, Дик. Я сделаю все, что угодно. — Макс немного помедлил. — Если, конечно, ты не попросишь убить проклятого фрица.
— А как насчет того, чтобы снова открыть ему кислород?
— Что-то я тебя не понимаю.
Армстронг положил руки на стол и пристально посмотрел на американца.
— Я хочу, чтобы Ганн получал столько электроэнергии, сколько ему потребуется, столько бумаги, сколько ему необходимо, и любую помощь от твоей конторы.
— Но с чего вдруг такая перемена? — с подозрением спросил Макс.
— Все очень просто, Макс. Я поспорил с несколькими придурками в британском секторе, что Ганн не разорится к концу месяца. Если ты все переиграешь, я получу гораздо больше тысячи долларов.
— Вот хитрый засранец, — Макс впервые за вечер начал облизывать губы. — Договорились, дружище. — Он протянул руку через стол.
Армстронг скрепил рукопожатием второй договор за этот день.
Три недели спустя капитан Макс Сэквилл поднялся на борт самолета, улетающего в Северную Каролину. Ему пришлось заплатить Армстронгу всего несколько долларов, которые он проиграл в их последний вечер в покер. Первого числа его место занял майор Берни Гудман.
В тот же день Армстронг приехал в американский сектор, и Ганн вручил ему подписанный договор.
— Не знаю, как вам это удалось, — сказал Ганн, — но вынужден признать, ваши слова каким-то образом доходят до Бога.
Они пожали друг другу руки.
— Надеюсь на долгое плодотворное сотрудничество, — на прощание сказал Армстронг.
Ганн промолчал.
Вечером Армстронг сообщил Шарлотте, что его бумаги наконец-то оформили и к концу месяца они уедут из Берлина. Он также поставил ее в известность, что получил права на распространение продукции Юлиуса Ганна за границей, поэтому он приступит к работе, как только самолет приземлится в Лондоне. Из него так и сыпались идеи, но Шарлотта не возражала, потому что была счастлива уехать из Берлина. Когда он наконец замолчал, она посмотрела на него и сказала:
— Сядь, пожалуйста, Дик, потому что я тоже хочу тебе что-то сказать.
Армстронг обещал лейтенанту Уэйкхему, рядовому Бенсону и Сэлли обеспечить их работой после увольнения из армии, и все заверили, что свяжутся с ним, как только будут готовы их демобилизационные документы.
— Ты проделал для нас адскую работу здесь, в Берлине, Дик, — сказал ему полковник Оакшот. — Даже не знаю, как мы будем без тебя обходиться. Хотя после твоей блестящей идеи о слиянии газет «Дер Телеграф» и «Дер Берлинер» нам, наверное, и не придется искать тебе замену.