Четвертое сословие
Шрифт:
— Спасибо, с удовольствием, мистер Таунсенд.
— Черный или со сливками?
— Со сливками, но без сахара. Спасибо, — повторила она, глядя на Хитер.
Хитер повернулась и вышла, даже не спросив Кита, будет ли он пить кофе.
— Простите, какой был вопрос? — вернулся к разговору Кит.
— Вы писали или публиковали какие-то статьи, когда учились в школе?
— Да, в последнем классе я был редактором школьного журнала. — Кейт застрочила в блокноте. — Как мой отец в свое время.
Когда Хитер принесла кофе, он все еще рассказывал Кейт о своей успешной
— А почему во время учебы в Оксфорде вы не издавали студенческую газету, не стали редактором университетского журнала «Айсис»?
— В те дни меня гораздо больше интересовала политика — и в любом случае я знал, что остаток жизни проведу, занимаясь газетным бизнесом.
— Правда ли, что, вернувшись в Австралию и узнав, что ваша мать продала «Мельбурн Курьер», вы были страшно расстроены?
— Правда, — признался Кит. В эту минуту в кабинет снова вошла Хитер. — И однажды я его верну, — тихо добавил он.
— В чем дело, Хитер? — спросил он, подняв бровь. Она стояла всего в полуметре от него.
— Простите, что прерываю вас снова, мистер Таунсенд, но сэр Кеннет Стирлинг все утро пытается с вами связаться. Он хочет обсудить вашу поездку в Соединенное Королевство.
— Значит, ему тоже придется перезвонить, так?
— Он предупредил, что его весь день не будет на месте.
— В таком случае передайте, что я позвоню ему вечером домой.
— Я вижу, вы заняты, — вмешалась Кейт. — Я могу подождать или прийти в другое время.
Кит покачал головой, хотя Хитер несколько секунд не двигалась с места. У него даже закралось подозрение, что Кен и в самом деле на проводе.
Кейт попыталась еще раз.
— Существует несколько версий о том, как вы получили контроль над «Аделаид Мессенджер» и о том, как вы поступили с покойным сэром Колином Грантом.
— Сэр Колин был близким другом моего отца, — сказал Кит, — и слияние было в интересах обеих газет. — В глазах Кейт сквозило сомнение. — Уверен, вы читали в газетах, что сэр Колин был первым председателем правления объединенной газеты.
— Но он председательствовал только на одном заседании.
— Если вы читали внимательно, то должны знать, что таких заседаний было два.
— Разве не та же судьба постигла сэра Сомерсета Кенрайта, когда вы стали во главе «Кроникл»?
— Нет, вы не правы. Уверяю вас, я бесконечно восхищаюсь сэром Сомерсетом.
— Но сэр Сомерсет однажды назвал вас, — Кейт заглянула в свои заметки, — «человеком, который рад лежать в канаве и наблюдать, пока другие карабкаются в гору».
— Полагаю, скоро вы поймете, что сэра Сомерсета, как и Шекспира, часто цитируют неверно.
— Узнать правду будет непросто, — заявила Кейт, — потому что он тоже мертв.
— Верно, — невольно оправдываясь, сказал Кит. — Но лично я всегда буду помнить другие слова сэра Сомерсета: «Я счастлив, что „Кроникл“ переходит в руки сына сэра Грэхема Таунсенда».
— Но сэр Сомерсет сказал эти слова, — Кейт снова сверилась со своими записями, — за шесть недель до того, как вы официально возглавили газету.
— А какая разница? — едва сдерживаясь,
— Просто в тот же день, когда вы стали владельцем «Кроникл», вы уволили редактора и исполнительного директора. Неделю спустя они опубликовали совместное заявление, в котором говорилось, — цитирую дословно…
— Пришел ваш следующий посетитель, мистер Таунсенд, — сообщила Хитер, стоя в дверях, словно собиралась проводить кого-то в кабинет.
— Кто? — спросил Кит.
— Эндрю Блэкер.
— Перенесите встречу на другое время.
— Нет-нет, пожалуйста, — запротестовала Кейт. — У меня теперь материала более чем достаточно.
— Перенесите, — твердо повторил Кит.
— Как пожелаете, — столь же твердо ответила Хитер. Она вышла из кабинета, оставив дверь нараспашку.
— Простите, что отняла у вас столько времени, мистер Таунсенд, — сказала Кейт. — Я постараюсь закончить побыстрее, — добавила она, возвращаясь к своему длинному списку вопросов. — Могу я перейти к созданию «Континента»?
— Но я еще не все рассказал вам о сэре Сомерсете Кенрайте и о том, в каком состоянии я принял от него «Кроникл».
— Простите, — извинилась Кейт, — просто я переживаю из-за звонков, которые вы пропускаете, и чувствую себя немного виноватой перед мистером Блэкером.
Наступило долгое молчание.
— Нет никакого мистера Блэкера, — наконец признался Кит.
— Я не совсем вас понимаю, — опешила Кейт.
— Это кодовое имя. Хитер использует их, когда хочет дать мне понять, что встреча затянулась: Нью-Йорк — значит пятнадцать минут, мистер Эндрю Блэкер — тридцать. Через четверть часа она снова придет и напомнит, что у меня селекторное совещание с Лондоном и Лос-Анджелесом. А когда она всерьез злится на меня, приплетает сюда еще и Токио.
Кейт рассмеялась.
— Будем надеяться, вы продержитесь целый час. Никогда не поверите, что она придумает потом.
— Честно говоря, мистер Таунсенд, я не рассчитывала больше чем на пятнадцать минут вашего времени, — сказала Кейт, снова опуская взгляд на свои вопросы.
— Вы спрашивали меня о «Континенте», — напомнил Кит.
— Ах, да — спохватилась Кейт. — Часто пишут, что вы были просто раздавлены уходом Алана Рутледжа с поста редактора.
— Да, это правда, — признал Кит. — Он был прекрасным журналистом и стал близким другом. Но тираж газеты снизился до пятьдесят тысяч в день, и мы теряли около ста тысяч фунтов в неделю. Сейчас, с новым редактором, мы снова продаем двести тысяч экземпляров в день и в начале следующего года начнем выпускать «Санди Континент».
— Но вы не станете отрицать, что эту газету больше нельзя назвать «австралийской „Таймс“»?
— Нет, и я сожалею об этом, — Кит впервые признался в этом кому-то, кроме матери.
— Скажите, направленность «Санди Континент» останется той же, что и у ежедневного издания, или вы собираетесь выпускать качественную общенациональную газету, которая так необходима австралийцам?
Кит начинал понимать, почему приз присудили мисс Таллоу и почему Брюс так высоко ее ценит. На этот раз он более тщательно подбирал слова: