Четвертый Дюранго
Шрифт:
— Больше всего я думаю, Сид, о восьмом ноября — а не о Четвертом Июля.
Упоминание даты выборов вызвало у Эдера глубокую заинтересованность.
— И как обстоят дела? — спросил он.
По-прежнему глядя на Форка, она сказала:
— А что ты об этом думаешь, Сид? Сколько, по-твоему, голосов мы не досчитаемся, имея на руках два нераскрытых убийства, не говоря уж о том, что до ноября могут быть еще?
— Поймав убийцу, мы наберем чертову кучу голосов, Б.Д.
— Но когда ты собираешься схватить его? После того, как он прикончит Эдера и Винса?
Прежде,
— Мы можем внести ясность в ситуацию. Мы с Джеком не собираемся сидеть, сложа руки и дожидаясь начала переговоров, пока вокруг бродит какой-то тип в сутане священника или в комбинезоне службы доставки на дом, прикидывая, как бы нас пристрелить, заколоть или задушить. Прошло время, когда терпение отступает на задний план и его место занимают соображения здравого смысла.
— Что подводит нас к теории участия Тедди, выдвинутой Сидом Форком, — сказала мэр.
Форк издал горловой звук, который привлек внимание всех находившихся в комнате.
— Это больше, чем теория.
Мэр с сомнением посмотрела на него.
— Ты считаешь, что Слоана убил Тедди?
— Не сомневаюсь. Убил в лифте и вышел из него в обличье водопроводчика. С ящиком для инструментов и все такое.
— Так что, когда ты найдешь Тедди и арестуешь его, он предстанет перед судом, так?
Пожатие плеч могло означать да, нет или может быть.
— И если он предстанет перед судом, — продолжила мэр, — на свет божий выплывет много забавных историй из давних дней обо мне, тебе, Тедди и Дикси. Куда как забавных вещей, которые многие забыли или никогда не знали. И уж они никак не сыграют мне на руку восьмого ноября.
— Если состоится суд, — уточнил Форк.
— Вы, хотите сказать, — вмешался Эдер, — если суд состоится до восьмого ноября.
— Вообще.
— Шеф говорит о чем-то ином, Джек, — бросил Винс.
— Я прекрасно понимаю.
— Я не сомневаюсь, что смогу найти Тедди, — сказал Форк, как бы размышляя вслух. — Или, может быть, он найдет меня. Но в любом случае, я совершенно уверен: он будет отчаянно сопротивляться аресту.
— Что значит, вы совершенно уверены, что пристрелите его при задержании, — мягким и совершенно равнодушным голосом заметил Эдер, словно отпуская реплику о погоде.
Его тон заставил Форка насторожиться.
— Никак это вас крепко беспокоит, судья?
Мягкость исчезла из интонации Эдера. Теперь звучал голос неподкупного юриста, хотя, как он сам считал, несколько чрезмерно напыщенный.
— Я никогда не был уверен, что предумышленное убийство может быть оправдано, совершено ли оно личностью или от имени государства.
— Никогда не слышала такой ахинеи, — пожала плечами Б.Д. Хаскинс.
— В первый раз услышали?
— Конечно. Послушайте. Вы с Винсом придумали эту комбинацию, этот план, запустили его в действие — и уже погибли два человека. Может, и три, если считать вашего приятеля в Ломпоке. Поэтому кончайте читать нравоучения. И если вы, ребята, хотите уносить ноги, милости просим. Это ваши дела. Конечно, мне и Сиду придется завершать то, что вы начали, потому
— Никоим образом, — сказал Форк.
— Может, я и ошибаюсь, — продолжала мэр, — но думаю, что единственный способ, с помощью которого вы сможете выпутаться из того, что заварили, или даже получить какое-то преимущество — и я говорю не о деньгах — это завершить то, что начали. В противном случае, на вашей совести будут три впустую загубленные жизни — и пусть даже вы сможете оправдаться, но мне как-то не верится, что это у вас получится. Вот поэтому, мистер Эдер, я и сказала, что вы несете ахинею.
Эдер, побагровев, опустил голову и уставился на гостиничный ковер, пока присутствующие не спускали с него глаз. Наконец, он поднял взгляд на Хаскинс и сказал:
— По тщательному размышлению, мэр, не могу не признать, что вы в чем-то правы.
Она глянула на Винса.
— Что это значит?
— Это значит, что мы остаемся в деле.
— Хорошо.
Глава двадцать седьмая
К пяти часам того же субботнего дня Джек Эдер и Келли Винс рассчитались в «Холлидей-инн» и послушно проследовали за Вирджинией Трис на второй этаж ее большого дома в викторианском стиле с четырнадцатью комнатами.
Ванная, размерами, самое малое, десять на тринадцать футов, разделяла их две спальни и вмещала очень старую шестифутовую колонку на металлических когтистых ножках, новую ванну, рукомойник с двумя рожками, унитаз со спускным бачком и такое количество полотенец, которого Эдеру не доводилось видеть даже в лучших отелях.
— Полотенца, — сказала Вирджиния, показывая на две большие стопки.
— Очень хорошо, — оценил Эдер.
Оставив ванную, они собрались в холле.
— Что вы, ребята, хотели бы на завтрак? — спросила она.
Эдер посмотрел на Винса, который ответил:
— Все, что угодно.
— Яичницу с ветчиной? — предложила она. — Кофе? Сок? Печенье или тосты? Может быть, дыню?
— Кофе, тосты и сок меня бы вполне устроили, — сказал Эдер.
— Меня тоже, — подтвердил Винс.
— Можете получить все, что желаете. Во всяком случае, поскольку вы платите… — Страшно смутившись, она не закончила предложение.
— Поскольку мы заговорили об арендной плате, — Винс вынул из кармана брюк незапечатанный конверт с фирменной маркой «Холлидей-инн» и протянул его Вирджинии Трис.
Она лишь заглянула в него, но не стала пересчитывать двадцать одну стодолларовую банкноту.
— Не слишком ли много?
— Отнюдь, учитывая то беспокойство, что мы вам доставляем, — вежливо возразил Эдер.
— О‘кей. Если вы так считаете… Они пришлись очень кстати.
— Мне было очень жаль услышать о вашем муже.
— Я тронута. Похороны в понедельник. Если вы не против, то милости просим. Вынос из морга Браннера, потому что Норм был не очень ревностным христианином. Из уважения к нему «Орел» весь понедельник будет закрыт. Хотя Сид Форк говорит, что я могла бы его и открыть. Но я не знаю. Мне это не кажется правильным. А что вы думаете?