Четвертый Дюранго
Шрифт:
Смущенный и раздосадованный из-за своей оплошности, Айви Сеттлс вытащил очки из нагрудного кармана и нацепил их. Но к тому времени, даже в очках, он уже был не в состоянии прочесть номер розового фургона.
Глава двадцать четвертая
Лифт находился по коридору и за углом от номера Келли Винса на четвертом этаже. Когда Келли добрался до площадки, то увидел, что в лифте справа, на пороге, лицом кверху лежит Вояка Слоан и створки автоматических дверей каждые три-четыре секунды легонько смыкаются на талии старика.
Винс тут же понял, что Слоан мертв. Зелень глаз потеряла блеск,
Но если смерть и была вызвана какой-то посторонней причиной, обнаружить ее Винсу не удалось. На глаза ему не попалось ни ран, ни крови, но он обратил внимание на странное положение тела Слоана. Словно бы старик повернулся спиной к дверям лифта, а затем рухнул плашмя, не давая дверям сомкнуться.
Винс обыскал карманы трупа, почти не задумываясь о последствиях своих действий, хотя ему пришлось напомнить себе, что он больше не имеет отношения к правоохранительным органам. Часовой кармашек он оставил напоследок, поскольку не сомневался, что именно там обнаружит.
В других карманах он нашел гребенку, перьевую авторучку «Монблан», бумажник страусиной кожи, в котором хранилось 550 долларов в пятидесятидолларовых банкнотах. Из других карманов он извлек ключ зажигания с эмблемой «Мерседеса», что, впрочем ничего не означало, небольшой перочинный нож в золотом футлярчике, носовой платок ирландского льна и записную книжку, представляющую собой комбинацию телефонной, адресной и карманного дневника. Один раздел был почти полностью заполнен именами и номерами телефонов, но адресов тут почти не было. Дневник был не тронут, но страничка этой июньской субботы, двадцать пятого числа, была вырвана.
В часовом кармашке, как Винс и предполагал, он нашел сложенную тысячедолларовую купюру, выпушенную в 1934 году — она несла на себе выгравированный портрет Гровера Кливленда и подпись Генри Моргентау-младшего, секретаря государственного казначейства. На тыльной стороне старой банкноты было несколько хитрых гравировок, чтобы обескуражить фальшивомонетчиков.
Выдранная страничка дневника тоже была в часовом кармашке, сложенная, подобно тысячедолларовой купюре, до размера почтовой марки. Винс осторожно развернул ее, отметив, что большая часть отведена под деловые записи и только снизу подраздел «для памяти». В верхней части странички были инициалы и несколько цифр: «КВ 431» и «ДЭ 433», и Винс немедленно расшифровал, что то были его и судьи инициалы и номера их комнат.
В самом низу странички, в месте, отведенном под записи для памяти была еще одна строчка, состоявшая из набора букв «П О Э О В С Д В». Винс ничего из них не смог выжать и вернул все находки на место, включая вырванную страничку дневника и тысячедолларовую купюру, аккуратно сложив и ту и другую. Поднявшись, он отправился сообщить Айви Сеттлсу, что Вояка Слоан мертв.
Сеттлс, первый из полицейских, который оказался у тела Вояки Слоана, наблюдал, как младший помощник управляющего гостиницей пустил в ход специальный ключ, после чего створки дверей лифта остались на месте, перестав толкать тело мертвеца. Опустившись на колени рядом со Слоаном, Сеттлс попытался найти признаки жизни и поднял глаза на Винса, который, как и Эдер, стоял, прислонившись к стене по другую сторону от лифта.
— Он мертв, — сказал Сеттлс. — Как вы и говорили.
Поскольку Винс ничего не мог добавить к этим словам, он промолчал.
Лысый черный Хафф с профессорским видом подкидывал отдельные вопросы, пока, орудуя «Минолтой», с разных точек снимал лежащее тело. Справившись со своей задачей, он прервал Уэйда Брайанта словами:
— Давай-ка перевернем его.
Когда Вояку Слоана положили на живот, на спине отутюженного пиджака увидели пятно крови размерами с блюдечко. С помощью Брайанта Хафф стянул пиджак и сделал несколько снимков кровавого пятна; на этот раз оно было размером с обеденную тарелку на спине светло-желтой рубашки Слоана.
Руководствуясь, скорее, любопытством, Келли Винс спросил:
— Никак вы, ребята, исполняете работу коронера?
— Потому что мы в девяносто двух милях от столицы округа, откуда надо вызывать доктора Джоя Эмори, помощника коронера, — сказал Хафф, выдергивая из-под пояса брюк подол рубашки Слоана и задирая ее до подмышек мертвеца. — Этот забавный титул ничего не значит, потому что округ платит Эмори лишь сдельно.
— Ему нравится делать вскрытия?
— Ему нравятся деньги, — сказал Хафф.
Когда рубашку подняли к подмышкам, открылась небольшая колотая рана. Кровоточила она не очень обильно, и, по словам Хаффа, диаметр ее был, как у «кончика пешки».
Поднявшись, Хафф заметил:
— Умер он почти мгновенно, — и прицелился «Минолтой» в голую спину Слоана.
— Если угол удара был точен и тот парень знал свое дело, — все еще не поднимаясь с колен, уточнил Уэйд Брайант, — то жертва воистину не успела ничего почувствовать.
— Что-то он ощутил, — возразил Хафф. — Во всяком случае, чтобы успеть повернуться, увидеть лицо своего убийцы и лишь после этого рухнуть на спину.
Помощник управляющего робко обратился к Форку.
— Не могли бы ваши ребята хотя бы вытащить его из лифта, Сид? Он вам понадобится?
— Пока нет, — сказал Форк.
— Когда мы можем начать пользоваться им?
— Через час-другой.
— Вот дерьмо, — ругнулся помощник управляющего и направился к лестнице.
Брайант в последний раз присмотрелся к мертвому Слоану и поднялся с колен.
— Пока мы будем дожидаться дока Эмори, шеф, я думаю, Айви сможет подробнее рассказать нам о новом персонаже, об этом Френсисе-водопроводчике.
— Я уже рассказывал.
— Мы бы хотели послушать еще раз, — Брайант за поддержкой повернулся к Хаффу, который укладывал свою «Минолту». Подняв глаза, черный детектив уставился на коллегу, кивнул и вернулся к своему занятию.
— Изложи-ка еще раз, Айви, — попросил шеф полиции.
— Ему было примерно около сорока, толстоват и невысок — пять футов один дюйм и, скорее всего, двести десять футов. Темно-синий комбинезон с красными буквами через всю спину «Френсис, водопроводчик» и номер телефона, который я не запомнил. В руках у него был старый обшарпанный ящик для инструментов. Очки с очень темными стеклами, за которыми сумерки превращаются в настоящую темноту, в зависимости от освещения. Мятая шапочка из Копенгагена. Узкие губы, выражение рта неприятное. Уехал в розовом фургоне, на борту которого были буквы на магнитных присосках «Френсис. Водопроводчик», — может, и на другом борту, но утверждать не могу. И увы, не успел засечь номер.