Четыре степени жестокости
Шрифт:
Когда разведка попыталась восстановить все контакты, оставленные угонщиками самолетов, им удалось определить связь между тремя девятнадцатилетними террористами-смертниками. Все ожидали, что связующим звеном будет мечеть, но это оказался спортзал. — Руддик поморщился. — Спортзал был ключом ко всему, но мы этого так и не поняли. Эти свиньи любили «качаться». Им нравилось поднимать штангу перед зеркалом. Так они и познакомились. Оказывается, среди террористов немало людей, подверженных нарциссизму. Мы не обратили должного внимания на то, как идеологи экстремистских движений поощряют новобранцев в их работе над собой, чтобы они могли лучше
Я еще раз глянула на карту. Некоторые круги были соединены линиями, которые, в свою очередь, вели к другим кругам.
— А как все это можно применить к Дитмаршу?
— Сейчас я пытаюсь разобраться в теневой иерархии тюрьмы, — сказал он.
— Теневой?
— Да, в противовес реальной или формальной иерархии, которая тебе хорошо известна. Начальник тюрьмы все равно что генеральный директор — формальный лидер организации. Заместителей начальника тюрьмы можно сравнить с топ-менеджерами: исполнительный директор, финансовый директор и так далее. Смотрители, или лейтенанты, выполняют функцию руководителей среднего звена, они осуществляют наблюдение и контроль за рядовыми офицерами охраны. А те, в свою очередь, вступают в непосредственный контакт с клиентами, или заключенными.
С клиентами? Корпоративный сленг неприятно удивил меня. Я всегда рассматривала тюрьму исключительно как военную организацию.
— Теневая же иерархия показывает, что происходит в реальности, а не то, что мы пытаемся изобразить. Почему одни смотрители имеют больше влияния, чем другие? Почему некоторым совершенно бездарным офицерам охраны всегда поручают легкие дежурства, а другие, отлично подготовленные, постоянно попадают в неприятности? Почему одними тюремными блоками легко управлять, а другими — наоборот? Почему после того, как убираешь из спокойного блока одного или двух зэков, это приводит к беспорядкам и вспышкам насилия среди заключенных? Ты же прекрасно знаешь, некоторые зэки имеют в тюрьме больше власти, чем любой из надзирателей. И если тебе что-то нужно, ты должен сотрудничать с ними, иначе вся твоя работа пойдет насмарку, а остальные надзиратели перестанут общаться с тобой в комнате отдыха, потому что твоя работа будет им только мешать.
— Не слепая, — обиженно заметила я. — Между прочим, я там работаю.
— Итак, ты пытаешься установить связи. — кивнул он — и порой у тебя складывается весьма любопытная картина. — Он положил свой толстый палец на одно из пересечений линий. — Я ищу свой «спортзал», и у меня уже есть несколько вариантов.
— К примеру? — спросила я.
— Разумеется, один из них — третий ярус в блоке «Б». Но это неудивительно, там находится камера Билли Фентона.
Я кивнула. Не было доказательств, которые подкрепили бы мои подозрения, но я чувствовала силу и уверенность, которые буквально излучал Фентон.
— За последние шесть месяцев мое внимание неоднократно привлекал лазарет, но я пока не могу сказать, ложная это тревога или там правда происходит нечто важное.
— Понятно, — протянула я.
— Еще один тугой узел — группа терапии искусством.
Это заявление стало для меня открытием.
— А почему она привлекла твое внимание?
— Возможно, все дело в Кроули. Он был в лазарете. И сидел в блоке «Б-3». Кроули посещал класс терапии искусством. Кроули погиб. Если мы выясним, что стало причиной смерти, возможно, нам удастся узнать, чем он на самом деле занимался и кто еще замешан в этом
Тарелки опустели, нам принесли еще кофе.
— Мне нужна твоя помощь. — Руддик вздохнул.
— Что ты имеешь в виду? — с волнением спросила я.
— Мне кажется, ты отлично подходишь для этого дела, и я хочу, чтобы ты подключилась к нашей работе. Тебе не придется копать глубоко и подвергать себя риску. Просто поговоришь с людьми, которые вряд ли захотят общаться со мной, задашь им разные вопросы. Давай начнем с «Социального клуба Дитмарша». Ты же хочешь узнать о нем больше. И я хочу. Расспроси о нем надзирателей. Наверняка есть офицер охраны, который давно здесь работает и которому ты доверяешь. Мне хотелось бы знать, как они отреагируют, когда ты спросишь про клуб, и, возможно, тебе удастся получить действительно ценные сведения.
Сначала я ничего не ответила. Меня мучили дурные предчувствия, но я сохраняла бесстрастное выражение лица. Иногда ты бываешь вынуждена перейти на другую сторону баррикад, даже если не хочется это делать. Слушая уговоры Руддика и даже не пытаясь оборвать его или уйти, я полностью подрывала доверие моих коллег к себе. Но я уже не была уверена, что нуждаюсь в этом доверии. Меня тошнило от лжи.
Руддик продолжал обрабатывать меня:
— Сегодня утром я многое показал и рассказал тебе, Кали. И это делает меня очень уязвимым. Пойми, это не игра. Я лишь прошу тебя о небольшой помощи, поддержке. Кроме нас с тобой, об этом никто не узнает.
В мгновение ока было принято судьбоносное решение, и я дала согласие.
— Я попробую, — произнесла я твердо. — У меня есть соображения насчет того, к кому обратиться.
Руддик кивнул, вид у него был довольный.
— Я знал, что ты согласишься.
В последнее время я старалась держать эмоции в кулаке. Все мои замыслы оборачивались чередой неудач и провалов, поэтому я выработала собственную философию по сохранению душевного спокойствия: контролируй тех, кто ниже тебя, и подозревай тех, кто выше. Однако по дороге домой я чувствовала сильное волнение. Мысль о том, что я могу узнать правду, будоражила. И мне нравилось то, как говорил об этом Руддик. Я хотела произвести на него впечатление. Видимо, дело во внимании, которое он оказал мне. Он считает меня важным человеком. И общаться с ним было намного проще, чем я ожидала.
Однако вскоре от воодушевления не осталось и следа. Вернувшись домой и проверив автоответчик, я услышала голос смотрителя Уоллеса. Он сообщил, что завтра я должна присутствовать на слушаниях по делу Шона Хэдли. Новость неприятная, но после всего, что я услышала в тот день, меня привело в ярость, что сообщил ее не кто иной, как смотритель Уоллес.
23
На следующее утро я позвонила Маккею. Удивилась, как быстро его выписали из больницы. Прекрасное подтверждение того, как мало покрывает наша страховка.
— Значит, тебя уже не лечат кислородом?
— Почему это? — ответил он. В голосе звучало раздражение, но меня это немного успокоило — похоже, дела у него не так уж плохи, раз он находит в себе силы злиться. — Я уезжаю в Аризону, а эти чертовы контейнеры можно брать с собой в самолет. Я даже слышал, они продают запасные канистры в аэропорту Феникса. Представляешь, как я буду загорать на пляже, потягивая эту кислородную хрень?
— Мы можем увидеться? — спросила я.