Четыре йоги
Шрифт:
Индия всегда хранила великую идею религиозной свободы, а свобода есть непременное условие развития. Что не свободно, то не будет развиваться. Мысль о том, будто вы можете заставить развиваться других и помогать их развитию, вести и направлять их, оставляя за собой право на поучение, — чушь, вреднейшая ложь, которая задержала развитие миллионов людей на свете. Дайте людям свет свободы — единственную предпосылку для развития.
Индия допускала свободу в вопросах религии, поэтому даже сегодня мы обладаем громадной духовной силой. Вы пользуетесь такой свободой в общественных делах, поэтому ваше общество так превосходно организовано. Индия не распространила свободу на общественное развитие, и в результате наши социальные структуры очень стеснены. Запад не только лишал религиозную мысль свободы, он распространял свою веру огнем и мечом, и теперь религия занимает подчиненное положение в европейском мышлении. Нам, индийцам, необходимо разбить социальные оковы, вам — снять кандалы
Мы видим, что предпосылкой для развития наук является свобода, но есть два научных течения: одно — материалистическое и отрицающее, а другое — позитивное и конструктивное. Интересно следить за тем, как два этих течения проявляют себя в жизни всех обществ. Стоит обнаружиться отрицательному явлению в обществе, как сразу находится группа людей, которые мстительно, а подчас и фанатично, осуждают его. Фанатики находятся в любом обществе, очень часто среди них бывает много женщин, женщины более импульсивны по природе. А любой фанатик, выступающий с осуждением чего-либо, непременно отыщет себе последователей. Ломать легко, всякий маньяк способен разрушить что угодно, вопрос в том, сумеет ли он строить потом. Иной раз фанатики могут принести и пользу, но, как правило, вреда от них бывает больше. Социальные институты возникают не в один день, и перестраивать их нужно, изменяя первопричины. Допустим, проявилась в обществе отрицательная тенденция, но ее осуждением делу не помочь, нужно найти ее причину. Прежде всего отыскать причину, поработать над ней, а следствием станет изменение явления. Криками ничего не сделаешь, они могут лишь привести к еще большей беде.
Однако всегда находились и другие — люди с сочувствием в сердцах, с пониманием необходимости заглянуть в глубь явлений, люди, которых мы называем великими святыми. Надо помнить, что все великие учители приходили в этот мир с призывами не разрушать, а созидать. Их нередко встречали непониманием, принимая их терпимость за недостойный поиск компромисса с общественным мнением тех времен. Даже сейчас можно иногда услышать мнение, что великие учители были трусоваты и не осмеливались говорить и делать то, что считали правильным. Это не так. Фанатикам не понять беспредельную силу любви в сердцах великих мудрецов, рассматривавших как собственных детей всех живущих на свете. Они и были подлинными отцами, подлинными богами, исполненными сострадания и терпимости ко всем, они были готовы терпеть и прощать. Они знали, как должно развиваться человеческое сообщество, и терпеливо, медленно и уверенно лечили его пороки, не осуждая и не запугивая, но осторожно ведя людей шаг за шагом вперед. Такими были те, кто писал Упанишады. Им было отлично известно, насколько прежние представления о Боге не соответствуют сформировавшимся этическим идеям новых времен, им было отлично известно, что есть немалая доля истины в том, что говорят атеисты, целые самородки истины, но было им отлично известно и другое, что неудача постигнет всякого, кто попытается порвать связующую нить, кто попытается построить новое без фундамента.
Мы ничего не строим заново, мы только меняем местоположение, мы не можем получить ничего нового, мы только меняем угол зрения. Семя медленно и осторожно вырастает в дерево, нам нужно направлять энергию в сторону Истины, не создавать новые истины, но реализовать ту, что существует. Мудрецы древности не стали осуждать былые представления о божественном как не соответствующие изменившимся временам, но занялись выявлением реальности, которая содержалась в этих представлениях. Результатом их трудов сделалась философия веданты, а в древних богах, в монотеистическом владыке вселенной они отыскали идею более высокую, идею Безличного Абсолюта, они обнаружили единство в многообразии вселенной.
Кто видит в этом мире множеств Единство, кто в мире смерти находит Бесконечную жизнь, кто в мире бесчувственности и невежества открывает Единый светоч знания — тому дается вечное блаженство. Ему, и никому другому. Ему, и никому другому.
МАЙЯ И СВОБОДА
«Мы следуем за облаками славы», — сказал поэт. Но не все мы следуем за облаками славы, иные из нас идут за черными туманами, и в этом нет сомнения. Но каждый вступает в этот мир, как на поле битвы, где каждого ждет борьба. Мы вступаем в этот мир с плачем, как умеем, пробиваем себе путь в жизнь, пролагаем путь через жизненный океан и движемся вперед, оставив позади долгие века и громадные пространства. Вперед, все вперед, пока смерть не уносит нас с поля битвы, победителями или побежденными, мы не знаем. И все это — майя.
В детском сердце торжествует надежда. Для раскрывающихся детских глаз мир предстает в золотом
Делает успехи человек науки, снедаемый жаждой знания, во имя которого он готов на любые жертвы и на любые труды. Одну за другой раскрывает он тайны природы, добираясь и до тех, что скрыты в самом ее сердце, а чего ради? Зачем он старается? И почему мы прославляем его? Из-за чего он делается знаменит? Разве деяния природы не бесконечно велики в сравнении с тем, что может человек? Но у природы нет ни ума, ни чувства. Почему же прославляем мы копирование того, в чем нет ни ума, ни чувства? Природа может произвести грозовой разряд любой мощи и на любом расстоянии, когда же человеку удается воспроизвести малую долю этого, мы начинаем превозносить его до небес. В чем дело? Что хорошего в том, чтобы воспроизвести природу, воспроизвести смерть, воспроизвести тупость и бесчувственность? Земное тяготение способно на куски разорвать огромную массу вещества, но тяготение бесчувственно. Что за радость воспроизводить бесчувственное? Но мы все стремимся к этому. И это — майя.
Чувства манят человеческую душу. Человек тянется к удовольствию, к счастью, но они недостижимы. Нас веками учат тому, что все это тщета и суета, что нет в этом счастья. Но урок пропадает втуне, усвоить этот урок мы можем только на собственном опыте. Мы набираемся опыта, но тут нас настигает удар судьбы. Может он послужить нам уроком? Не всегда. Как мотыльки, летящие на пламя, мы снова и снова рвемся к чувственным радостям, надеясь удовлетворить свои желания. Мы обжигаемся, набираемся новых сил, и все это повторяется до тех пор, пока мы не умрем, искалеченные и обманутые. И все это — майя.
Нас предает и интеллект. Желая проникнуть в тайны вселенной, мы задаем ей все новые вопросы, мы жаждем знания и не можем поверить, что знание недоступно. Несколько шагов — и мы упираемся в стену времени без начала и без конца, стену, которую нам не преодолеть. Несколько шагов — и перед нами стена безграничного пространства, неодолимая для нас, и вся наша жизнь замкнута в стены непреложных причинно-следственных связей. Нам из них не выйти. Но мы стараемся, мы продолжаем стараться. И все это — майя.
При каждом вдохе, каждом ударе сердца, каждом движении мы думаем, будто свободны, но в тот же миг обнаруживаем, что это не так. Мы рождены рабами, мы — рабы природы, подчиняющей себе наши тела, наш ум, все наши мысли и чувства. И все это — майя.
Нет на свете матери, которая бы не считала своего ребенка гением, самым удивительным из чудес природы. Она отдает ребенку всю душу. Ребенок, выросши, может стать пьяницей, мерзавцем, который будет плохо относиться к собственной матери, но ее любовь к нему от этого лишь возрастет. Весь свет воспевает бескорыстие материнской любви, не задумываясь над тем, что это форма рабства, от которого мать не в силах освободиться. Она бы и рада сбросить бремя, но не может, а поэтому украшает свою ношу цветами и зовет ее высокой любовью. И все это — майя.
Мы все такие в этом мире. Есть легенда о том, как мудрец Нарада попросил однажды Кришну показать ему майю. [156] Прошло несколько дней, и Кришна позвал Нараду с собой в пустыню. Они долго шагали под палящим солнцем, и Кришна сказал: «Пить хочется, не принесешь ли воды, Нарада?» «Сию минуту», — отозвался тот.
Нарада отправился в ближайшую деревню, где постучался в первую же дверь. Дверь отворила прекрасная юная девушка. Увидев ее, Нарада позабыл о Кришне, изнемогающем от жажды, может быть, умирающем без воды. Он позабыл обо всем на свете, он влюбился с первого взгляда. В тот день он так и не вернулся к своему господину. И наутро, чуть свет, Нарада уже был у дома девушки. На другой день он попросил ее руки, они поженились, пошли дети. Прошло двенадцать лет. Тесть умер, Нарада унаследовал имущество и землю. Ему казалось, что он совершенно счастлив с женой, с детьми, с хозяйством. Но тут произошло наводнение, река вышла из берегов и затопила деревню. Рушились дома, тонули люди и скотина. Нарада одной рукой обхватил жену, другой — двоих детей, третьего посадил себе на плечи и попытался одолеть поток. Но течение было слишком сильным. Упал ребенок с плеч, и вода унесла его. У Нарады вырвался крик отчаяния. Желая спасти малыша, он упустил двоих других, страшный удар волны захлестнул его жену, а самого Нараду выбросил на песчаный берег. И тут раздался голос: «Дитя мое, где же вода? Ты обещал принести мне попить, и я жду тебя уже не меньше получаса!» «Получаса!» — воскликнул Нарада.
156
Пересказ эпизода из Матсья пураны.