Четыре йоги

Вивекананда Свами

Дальше рассказывается о том, как Начикета отправился к богу смерти. Яма был первым человеком, который познал смерть. Он попал на небо и сделался старшим над душами предков: все добрые люди после смерти оказываются в царстве Ямы и долго там живут. Яма — святая душа, исполненная чистоты и доброты, как явствует из его имени.

Итак, отправился Начикета к Яме. Но даже богов не всегда застанешь дома, поэтому пришлось Начикете три дня прождать его. На исходе третьего дня Яма возвратился. «О ученый юноша! — воскликнул он. — Ты мой почетный гость, а тебе пришлось три дня прождать меня, не евши. Прими мои извинения, о брахмин, а в возмещение ожидания я дарую тебе три желания — по одному за каждый день!» «Первое желание, — начал юноша, — заключается в том, чтобы не сердился на меня мой отец, чтобы он узнал меня и встретил с радостью, когда ты позволишь мне к нему вернуться!»

Яма согласно кивнул.

Второе желание Начикеты касалось сведений об определенном жертвоприношении, благодаря которому человек мог попасть на небеса. Мы уже видели, что древнейшая идея загробной жизни [171] —

она изложена в самхитах — связана с небесами, где люди получают светящиеся тела и живут вместе со своими предками. Постепенно стали появляться и другие идеи, но примерно такого же порядка. Жизнь небесная не столь уж отличалась от земной, ее можно было уподобить жизни здорового, обеспеченного человека, который может себе позволить множество удовольствий и которого не терзают недуги. Все тот же самый материальный мир, может быть в несколько улучшенном варианте. Мы уже видели, как трудно объяснить мироздание при помощи фактов внешнего мира — не менее трудно это сделать и при помощи небес. Раз этот мир не дает объяснения, объяснения не даст никакое его умножение, ибо следует всегда помнить, что материя составляет лишь ничтожную часть природы. Большая часть явлений, наблюдаемых нами, по сути, не есть материя. Например, какую огромную роль в каждую минуту нашей жизни играют мысли и чувства, намного большую, нежели материальные явления вне нас! Как колоссальны этот внутренний мир и его могучая деятельность! Чувственные явления ничтожны по сравнению с ним. Не поможет и перенесение их на небеса, поскольку и там единственными способами восприятия остаются осязание, вкус, зрение и прочее. Но все же второе желание Начикеты касается жертвоприношения, благодаря которому человек может оказаться на небесах. В Ведах заключена мысль о том, что определенные жертвоприношения, угодные богам, помещают человека на небо.

171

См. примеч. 141 к «Джняна-йоге».

Изучение религий показывает, что все древнее становится священным. Например, в далекие времена наши предки в Индии писали на березовой коре, [172] а позднее научились изготавливать бумагу. Тем не менее рукописи на коре считаются наделенными особой святостью. Когда появилась улучшенная посуда для приготовления пищи, старая посуда сделалась священной. Нигде в мире мысль о святости всего, что относится к древности, не проявляется так сильно, как в Индии. Здесь все еще используются модели десятитысячелетней давности, как, например, добывание огня трением. Другие методы не считаются приемлемыми при проведении жертвоприношения. Это относится и к другим племенам азиатских ариев. Их потомки по сей день предпочитают добывать огонь от молнии, показывая, что некогда он был добыт именно этим путем. Даже приобретая новые навыки, эти народы не отказываются от старых, которые приобретают ауру святости. В древности евреи использовали пергамент для письма. Теперь они пишут на бумаге, но пергамент считается священным. Собственно говоря, любой обряд, который считается священным сегодня, есть просто старинный обычай, это касается и ведических жертвоприношений. С течением времени менялся образ жизни, развивались представления о мире, но старые формы тоже сохранялись, приобретая священный смысл.

172

Березовая кора употреблялась для изготовления бумаги, одежды отшельников, считалась особо священной. Береза (барч, или бхарадж) росла на севере страны, в предгорьях Гималаев.

Постепенно образовалась группа людей, которые взяли на себя выполнение жертвоприношений. Священнослужители спекулировали на выполнении обрядов, и обряды стали для них смыслом жизни. Запах жертвоприношений считался угодным богам, они собирались, чтобы вдыхать его, и появилось представление о том, что при помощи жертвоприношений можно добиться всего на свете. Боги исполняют любую просьбу при условии соответствующих приношений, пения соответствующих гимнов, воздвижения алтаря в соответствующей форме. Вот поэтому Начикета и спрашивает: в какой форме должно быть совершено жертвоприношение, чтобы человек оказался на небесах? И второе желание было с охотой исполнено Ямой, который даже пообещал, что отныне это жертвоприношение будет носить имя Начикеты.

Тут приходит время для третьего желания, и здесь, собственно, начинается Упанишада. Начикета говорит: «Когда умирает человек, одни утверждают, что он есть, иные — что человека больше нет. Я желал бы это понять».

Однако Яма пугается вопроса. Он охотно исполнил два предшествующих желания, теперь же он уходит от ответа. «В древние времена, — говорит Яма, — и боги ломали себе голову над этим вопросом. Это материя тонкая, которую нелегко понять. Избери себе другое желание, о Начикета, уволь меня от ответа на этот вопрос».

Но юноша не отступается. «Сказанное тобой справедливо, бог Смерти, — это материя тонкая, и даже богам трудно разобраться в ней. Но нет никого, кроме тебя, кому я могу задать этот вопрос, как нет и желания, равного желанию получить на него ответ».

Смерть отвечает: «Проси у меня сыновей и внуков, которые проживут по сто лет, проси скот, золото, слонов и коней. Проси империю, которой ты будешь править, сколько пожелаешь. Я исполню любое желание, богатство ли это или долголетие. Я сделаю тебя правителем мира, о Начикета, я дам тебе все, о чем может мечтать человек, небожители будут служить тебе,

но только, Начикета, не спрашивай о том, что бывает после смерти!»

Начикета возражает: «Все это бренно, о Смерть, и наслаждения влекут за собой пресыщение. Даже самая долгая жизнь очень коротка. Оставь себе коней и колесницы, музыку и танцы. Человек не в силах удовлетвориться богатством, ибо разве он способен сохранить его, встретившись с тобой? Мы живем лишь столько, сколько пожелаешь ты. Нет у меня иного желания, чем то, которое я просил тебя исполнить».

Яме понравились слова Начикеты, и он сказал: «Совершенство — это одно, а наслаждение — совсем другое, различны их цели, и по-разному влекут они к себе человека. Избравший стремление к совершенству становится чист, избравший наслаждение утрачивает свою подлинную натуру. И стремление к совершенству, и стремление к наслаждению влекут человека, но мудрец, всмотревшись в них, делает между ними различие. Он избирает совершенство, ибо оно выше наслаждения. Глупец же потакает своему телу, предпочитая наслаждения всему другому. Ты же, о Начикета, мудро отверг все то, что обладает внешней привлекательностью».

И Смерть начинает учить Начикету.

Мы видим здесь весьма тщательно разработанную концепцию отказа от желаний, концепцию ведической морали: пока не будет побеждена страсть к наслаждениям, свет Истины не воссияет. Пока бренные желания органов наших чувств влекут нас ежеминутно наружу, делая нас рабами внешнего мира — цветового пятна, вкусовых ощущений, прикосновений, — сколько бы мы ни притворялись, Истина не может проявить себя в наших сердцах.

Яма сказал: «Высшая истина никогда не явится бездумному дитяти, обманутому мишурой богатства. Он полагает, что этот мир реален, иной же — нет. Говоря так, он снова и снова оказывается в моей власти. Понять эту истину очень трудно. Многие, даже слыша о ней постоянно, все равно ее не понимают, ибо уж очень многое требуется и от говорящего, и от слушающего. Учитель и ученик — оба должны быть замечательны. Ум не должен быть обременен бесплодными аргументами, ибо дело более не в логике, но в фактах».

Мы привыкли к мысли о том, что любая религия предполагает веру в человеке. Нас и приучали к слепой вере. Конечно, концепция слепой веры может вызвать возражения, однако, анализируя ее, мы за ней обнаруживаем и великую истину. Истина как раз в том, что сейчас говорится: ум не должен быть обременен бесплодными аргументами, поскольку они не помогут человеку познать Бога. Дело не в логических построениях, дело в фактах. Все логические построения имеют своей основой некие восприятия, вне их нет и логики. Логика есть метод сопоставления определенных, уже нами воспринятых фактов. Раз это справедливо в отношении явлений внешнего мира, то почему не будет это справедливо в отношении мира внутреннего? Химик оперирует определенными веществами и получает определенные результаты. Это факт зримый, ощутимый, пригодный для того, чтобы стать основой научных доказательств. То же можно сказать о физике, да и о представителе любой другой науки. Все знание строится на основе восприятия определенных фактов, на которых базируются и логические заключения. Любопытно отметить, что люди, как правило, полагают, особенно в наши дни, будто в религии восприятия невозможны, будто религию можно познать только при помощи умозаключений. Но именно поэтому мы не должны обременять ум бесплодными аргументами. Религия основывается не на словесах, а на фактах. От нас требуется заглянуть в собственную душу и посмотреть, что в ней содержится, понять содержание и осознать понятое. Это и есть религия. Слова здесь ни при чем. Невозможно логически доказать ни существование, ни несуществование Бога, ибо логически можно доказать и это, и обратное. Но если Бог есть, то он должен быть в наших сердцах. Вы Его видели? Еще не закончен спор о том, реален ли мир, в котором мы живем, — дебатам между идеалистами и реалистами не предвидится конца. И все же мы знаем, что мир существует и живет своим чередом. Меняется только смысл слов, не факты. В религии тоже есть определенные факты, которые должны быть восприняты — как в науке о внешнем мире — и стать основой для религиозных построений. Несомненно, экстремальное требование веровать в каждую религиозную догму унижает человеческий ум. Тот, кто требует такой веры, унижает этим себя, уже не говоря о том, кого заставляет так веровать. Учители мира имеют лишь право поведать нам о том, какие факты открылись им при анализе их внутреннего мира, мы же, если проделаем то же, уверуем в эти факты, но не ранее того. Вот это и все, что есть религия. Однако не следует никогда забывать, что девяносто девять процентов тех, кто выступает против религии, ни разу не проанализировали свой внутренний мир, не приложили усилий к постижению фактов. Поэтому их аргументация против религии может быть принята во внимание не более, чем заявление слепца, выкрикивающего, что только дураки верят, будто существует солнце!

Великая идея, которую необходимо усвоить навсегда, — это идея осознания. Противоречия, различия и споры между различными религиями утратят значение, только когда мы осознаем, что религия — не в книгах и не в храмах. Она есть непосредственное восприятие. Религиозен только человек, который непосредственно воспринял Бога и душу. По сути, екклезиастический гигант, способный наговорить целые тома, не отличается ничем от самого невежественного материалиста. Мы все атеисты, давайте сознаемся в этом. И интеллектуальное признание не делает нас религиозными. Возьмите христианина, мусульманина или любого иного верующего. Любой, кто действительно осознал истину Нагорной проповеди, станет совершенен, он сразу станет Богом. Однако считается, что на свете есть много миллионов христиан. Значит это только одно: возможно, настанет час, и человечество постарается осознать Нагорную проповедь. Едва ли одного из двадцати миллионов можно назвать истинным христианином.