Четыреста килознаков
Шрифт:
— Ты издеваешься?! — я взвилась, как Горыныч. — Я же сказала, что со школы на лыжах не стояла. А на горных — вообще никогда.
— Ну так и я тоже. Там инструкторы есть. Для начинающих. Даже дети катаются.
— Вот дети пусть и катаются. Если хочешь позориться — вперед. А я пойду посплю.
— Скучная ты, Женька. А на ватрушечках?
Это прозвучало таким тоном, словно он предлагал мне заняться каким-то немыслимым развратом. Я заколебалась. На ватрушках мы катались когда-то в Озерках с Захаром и Аленой. Давно. И тогда мне нравилось.
— У тебя в книгах небось
— Ничего подобного! — возмутилась я, стараясь не покраснеть. Именно так у меня в книгах и было.
— Ну что? Смотри, через полчаса прокат откроется, и будет очередь. А пока можно занять.
— Задница в джинсах отмерзнет, — из последних сил трепыхалась я.
— А мы штаны возьмем лыжные напрокат. И шлемы. И очки. И перчатки.
— Ник, ты и мертвого уговоришь.
— Смотря на что…
— А чего ж ты пошлый-то такой? — махнув рукой, я уже плелась за ним в сторону проката, но не хотела сдаваться без боя.
— Нормулечки! Ты себе всякие похабные картинки представляешь про некрофилию, а пошляк почему-то я.
Меньше чем через час я тащила ватрушку к подъемнику, захлебываясь от восторга.
— Ник, какой же ты молодец, что… уговорил! — тут я фыркнула, вспомнив про некрофилию.
— Ночером сочтемся, — он наклонился и укусил меня за ухо. Я уже заметила, что это ему почему-то страшно нравится. Особого возбуждения не вызывало, но и возражений тоже. По сравнению с некоторыми эрофишечками, которые мужчины любили, а я терпеть не могла, было даже мило.
Катались мы до самого обеда. Скорость, солнце, небольшой мороз. Восторг — совершенно детский! Меня, как и вчера вечером, распирало от радости настолько, что хотелось визжать. Всегда казалось странным, что дети могут просто открыть рот и орать от переполняющих эмоций. Наверно, когда-то и со мной так было, но я давно забыла. А теперь вот вспомнила.
Обедали мы в панорамном ресторане, и аппетит у меня прорезался такой, что пиранья обзавидовалась бы. Еле выбралась из-за стола.
— Если верить карте, тут есть какая-то эротропа, — Ник остановился у стенда. — Пардон, экотропа. Предлагаю спуститься по ней вниз, дойти до озера и там в баре выпить кофе.
— Ни хрена себе! — присвистнула я, взглянув на карту. — Ну ладно, идем. Бешеной собаке семь верст не крюк. Заодно обед растрясем.
В конце концов, ноги в тимберах не мерзли, а с прокатными штанами я сроднилась за полдня так, что уже сожалела о предстоящей разлуке. И подумала, что надо будет обязательно купить себе такие же.
Не прошли мы и десятка метров, как наткнулись на колоритную пару. Девушка лет двадцати пяти в низко надвинутой на глаза шапке стояла, обнимая сноуборд, а быковатого вида мужчина выговаривал ей на повышенных тонах, нисколько не заботясь о том, что могут услышать посторонние:
— Какого хуя, блядь, я должен смотреть, как какой-то хер с горы лапает тебя за жопу? Инструктор, блядь!
Ник сощурился и улыбнулся совершенно по-змеиному. Демонстративно положил руку на мою задницу и сказал — вроде бы мне, но достаточно громко:
— Извини, Жень, но если не лапаешь свою женщину за жопу сам, рано
Я неприлично заржала, девушка покраснела, мужик побагровел, и я испугалась, как бы все не закончилось дракой, но обошлось.
— Зря ты, — сказала я, когда мы отошли. — Он наверняка еще сильнее на ней отыграется.
— А нечего свою жопу инструкторам подставлять.
— Да ну, я уверена, никто ее не лапал. Ну показывал инструктор, как надо стоять правильно или что там, а таким козлам этого достаточно. В его воображении они уже трахались в сугробе.
Мы еще немножко поспорили, но кругом была такая умиротворяющая красотища, что хотелось просто идти молча, наслаждаясь ею и близостью друг друга. Гуляли долго, почти до темноты, потом сидели в баре.
— Ух ты, — Ник посмотрел на часы. — Ужинать пойдем?
Мы поднялись на канатке к кафе, где завтракали, и снова натолкнулись на ту же самую девушку. Только уже с молодым парнем. Тот что-то говорил ей, а она смущенно улыбалась, опустив глаза.
— Ну и что ты теперь скажешь? — поинтересовался Ник.
— То, что я ее вполне понимаю.
После ужина он потащил меня в боулинг и там уже легально лапал за попу, показывая, как правильно бросать шар. Ушли мы в двенадцатом часу, и я думала, что на сегодня бобик сдох, но ошиблась. Все дневные эмоции и впечатления переварились в такой умопомрачительный секс, что… да, я верещала, как кошка, и ни капли этого не стеснялась.
Если бы мы остались на весь день в постели, наверно, тоже было бы хорошо. Очень. Но… по-другому. Вот этот приток внешнего счастья, вроде бы никак не связанного с эротикой, дал какой-то новый импульс, новый привкус счастью внутреннему, интимному.
Я думала об этом, когда Ник уже уснул. Он спал тихо, только иногда немного похрапывал. Мне нравилось лежать вот так — прижавшись к его спине, носом в плечо и с рукой на животе.
Была ли я вообще когда-нибудь такой счастливой, как сейчас? Не просто моменты счастья — этого хватало, — а именно состояние, то, что гораздо глубже и захватывает полностью, без остатка? И была ли я вообще счастлива с мужчиной? С Никитой сначала творился какой-то угар, а потом свалилась нежданная беременность, брак, которого, если подумать, и не хотела, монотонная и безрадостная семейная жизнь. С Захаром — что-то вымученное, перебродившее, перегоревшее. Наверно, подсознательно я чувствовала, что ничего хорошего не выйдет, поэтому и рожать больше не стала. С Андреем вопрос о счастье и вовсе не стоял.
Сейчас… я плыла в этих чувствах, парила в них, нежилась. И единственное, чего мне хотелось, — чтобы оно продолжалось как можно дольше. Разумеется, так не бывает, но… все равно хотелось.
Сон не шел. И я вдруг вспомнила ту девушку со сноубордом. И бычару с ней. И парня. И…
Женя… ну Жень…
Нина, отстань.
Ну что отстань, это же они, ты что, не поняла? Ее зовут… Полина. А его Макс. Нет, Данила. А быка Толян, разумеется.
Да все я поняла, не дурее некоторых. Давай не сейчас. Не до тебя. Вообще не до вас. Я даже продажи весь день не смотрела. И комменты.