Четырнадцатые звездные войны
Шрифт:
— Да, сэр.— Джон взял фляжку и поднял в тосте.— За нового президента Хэдли. Мне не следовало бы на вас рявкать, но не делайте предложений солдатам, не показавшим себя в бою. Если вы дадите людям причину думать, что они хороши, когда они плохи, то у вас никогда не будет армии, стоящей того, что ей платят.
— Но ведь они хорошо действовали на тренировке. Вы сами говорили.
— Разумеется, но не говорите этого им. Гоняйте их до тех пор, пока им будет нечего больше выдавать и дайте им понять, что это лишь еле-еле удовлетворительно. Тогда в один прекрасный день они выдадут больше, чем, по их мнению у них есть за душой. Вот в тот день
С неохотой соглашаясь, Брэдфорд кивнул.
— Если вы так говорите, тогда ладно. Но я бы подумал, что...
— Слушайте,— предложил Фалькенберг.
За окном промаршировали рекруты. Они пели, и слова песни доносились в открытое окно.
Когда ты просадишь последний свой грош На баб и в канаве проснешься, Тогда на вербовочный пункт ты пойдешь В десантники ты наймешься. И скажешь сержанту, что ты молодец, Что крупно ему повезло, А он заплачет и спросит, подлец, Кому причинил он зло. За что, мол, он так обижен судьбой, Отчего неудача такая, Что прут на вербовочный пункт гурьбой Дураки без конца и края. И если уж крупно тебе повезет, Он примет тебя в войска, Паршивым солдатом тебя обзовет Кормить тебя станет с ножа.— Бегом, арш! — Песня оборвалась, когда солдаты бросились бежать через центральный плац.
Брэдфорд отвернулся от окна.
— Такого рода вещи очень хороши даже для каторжников, полковник. Но я настаиваю на сохранении также преданных мне людей. В будущем вы не станете увольнять прогрессистов без моего одобрения. Это понятно?
Фалькенберг кивнул. Он уже давно видел, что это надвигалось.
— В таком случае, сэр, может лучше будет сформировать отдельный батальон. Я сведу всех ваших людей в четвертый батальон и отдам их под начало назначенных вами офицеров. Это будет удовлетворительно?
— Если вы присмотрите за их тренировкой, да.
— Разумеется.
— Хорошо.— Улыбка Брэдфорда расширилась, но предназначена она была не для Фалькенберга.— Я также думаю, что вы будете консультироваться со мной насчет любых продвижений по службе в этом батальоне. Вы, конечно, согласны с этим?
— Да, сэр. Могут возникнуть некоторые проблемы с нахождением местных для заполнения мест старших младкомов. У вас есть потенциальные мониторы и капралы, но у них нет опыта, чтобы быть сержантами и центурионами.
— Я уверен, что вы найдете средства,— осторожно ответил Брэдфорд.— У меня есть некоторые довольно э... особые задачи для Четвертого батальона, полковник. Я бы предпочел, чтобы он был целиком укомплектован подобранными мною партийными активистами. Ваши люди должны быть там только для наблюдения за тренировками, но не как командиры.
— Вы согласны с этим?
— Да, сэр.
Улыбка Брэдфорда, когда он покинул лагерь, была искренней.
День за днем солдаты потели под палящим солнцем.
И все же число покидавших полк было меньше, чем раньше, и по-прежнему был приток рекрутов от ночных экскурсий Десантников. Офицеры, набиравшие рекрутов, могли даже проявлять разборчивость, хотя они редко когда это делали. Десантные войска, подобно Легиону до них, принимали всех тех, кто был готов драться. А все офицеры Фалькенберга были Десантниками.
Каждую ночь группы Десантников проскальзывали мимо часовых выпить и закусить и покуролесить с батраками соседних ранчо. Они играли в карты и орали в местных тавернах, мало обращая внимания на своих офицеров. Было много жалоб и протесты Брэдфорда становились все сильней. '
Фалькенберг давал всегда, один и тот же ответ: «Они всегда возвращаются обратно и они не обязаны оставаться здесь. Как вы мне предлагаете соблюдать дисциплину? Поркой?»
Полицейская армия имела определенный раскол в личном составе, с рекрутами обращались. жестче, чем с ветеранами. В то же время Четвертый батальон становился больше с каждым днем.
Джордж Хамнер старался каждый вечер быть дома к ужину, чего бы это ни стоило в смысле ночной работы позже. Он считал, что обязан сделать для семьи хотя бы это.
Его обнесенная стенами усадьба была сразу за пределами дворцового округа. Она была построена его дедом на деньги, одолженные у «Америкэн Экспресс». Старик гордился, что расплатился за каждый цент прежде положенного. Это был большой удобный дом, хитроумно комбинировавший местные материалы и импортированную роскошь и Джордж всегда был рад сюда вернуться.
Дома он чувствовал, что был хозяином чего-то, что, по крайней мере, один предмет находился у него под контролем. Это было единственное место в Рефьюдже, где он мог испытывать подобное чувство.
Меньше чем через неделю отчалил губернатор Кодоминиума. Независимость была близка и полагалось считать это временем надежд, но Джорж Хамнер испытывал только страх. Официально проблемы общественного порядка были не его. Он занимался Министерством Технологии, но брешь в законе и порядке нельзя было игнорировать. Уже половина Рефьюджа была недоступна для правительства.
Были районы, куда полиция заходила целыми отделениями или не заходила вовсе, а бригады ремонтников приходилось охранять или же они не могли войти.
Сейчас-то Джордж сопровождал Десантников Кодоминиума, но что же будет, когда они уедут?
Джордж сидел в обитом панелями кабинете и смотрел на удлинявшиеся тени в роще за окном. Они создавали пляшущие узоры среди деревьев и на аккуратно подстриженных лужайках. Наружные стены портили вид проходившего ниже скоростного канала и Хамнер проклинал их.
«Почему мы должны иметь стены? Стены и дюжины охранников, чтобы патрулировать вдоль них. Я еще помню, как сидел в этой комнате с отцом, мне было не больше шести и мы могли смотреть на лодки в канале. А позже у нас были такие большие мечты насчет Хэдли. Дед рассказывал, почему он покинул Землю, что мы могли бы сделать здесь. Свобода и изобилие. У нас был рай и Господи, Господи, что же мы с ним сделали!»