Чингисхан. Неизвестная Азия.

Бушков Александр Александрович

«Злые татаровья», наоборот, во исполнение писаных законов Чингисхановой «Ясы», относились к русской церкви с величайшим уважением. Уже Батый сразу после покорения Руси дал церкви привилегии, каких она никогда не имела при русских князьях. Представление об их характере дает ярлык великого хана Менгу-Тимура, выданный чуть позже, в 1270 году: «На Руси да не дерзнет никто посрамлять церквей и обижать митрополитов и подчиненных им архимандритов, протоиереев, иереев. Свободными от всех податей и повинностей да будут их города, области, деревни, земли, охоты, ульи, луга, леса, огороды, сады, мельницы и молочные хозяйства. Все это принадлежит Богу, и сами они Божьи.

Да помолятся они о нас».

Еще дальше пошел позднее хан Узбек: «Все члены православной церкви и все монахи подлежат лишь суду православного митрополита, отнюдь не чиновников Орды и не княжьему суду. Тот, кто грабит духовное лицо, должен заплатить ему втрое. Кто осмелится издеваться над православной верой или оскорблять церковь, монастырь, часовню — тот подлежит смерти, без различия, русский он или татарин».

Каково? «Злой татарин» не только рубит головы всем, кто осмелится богохульствовать, но еще полностью выводит церковь из-под какой бы то ни было светской юрисдикции. Кстати, русские патриоты с древности и до наших дней издержали немало чернил и желчи, порицая папу Римского именно за то, что он к подобному стремился — не осуществил это на практике, а лишь стремился…

Попробуйте догадаться, была ли у церкви в таких условиях охота поднимать народ русский на сопротивление «басурманам»?

Ни малейшей. Они, как с некоторым смущением отмечают историки русской Церкви, и не пытались. Наоборот, повсеместно в церквах в обязательном порядке звучали молитвы во здравие «царя ордынского». Татар официально объявили вовсе не супостатами, а «батогом Божьим, вразумляющим грешников, чтобы привести их на путь покаяния».

В столице Золотой Орды Сарае практически с момента ее основания появилась православная Сарайская епархия, а ее глава епископ Феогност успешно совмещал обязанности как пастыря, так и ордынского дипломата: три раза ездил послом от хана в Константинополь.

Что любопытно: если исходить из русских документов, получается, что татарские сборщики налогов, пресловутые баскаки (среди которых хватало и русских, в том числе в монашеском чине), похоже, каким-то образом подчинялись именно сарайскому епископу. Иначе как расценить грамоту епископа Феогноста, адресованную «детям моим, баскакам, и сотникам, игуменам и попам, и ко всем крестьянам Червленого Яру, и всем городам». Ордынские сборщики налогов поименованы среди русских жителей, попов и чиновников…

И наконец, вовсе уж пикантнейший факт. Уже гораздо позже, в шестнадцатом веке, когда и след простыл татарского «ига», сначала Иван III, великий князь Московский, а потом его сын, царь Иоанн Грозный предпринимали попытки слегка поумерить аппетиты церковников, ставших крупнейшими на Руси собственниками. Оба раза, сопротивляясь этаким богомерзким новшествам, отцы церкви требовали признать за ними все их исконные права и привилегии, в качестве главного аргумента предъявляя… семь ярлыков от разных ханов!

Церковь, как видим, откровенно держала сторону татар. Как и подавляющее большинство князей, которые с превеликой охотой ездили в Сарай, интриговали там друг против друга, подкупали татарских сановников, одним словом, стали частью золотоордынского истеблишмента. Их тоже сложившееся положение дел вполне устраивало. Ну а если на княжеском столе вдруг объявлялся некий, с точки зрения общепринятой морали, выродок, решивший восстать против татар, на него сплошь и рядом обрушивались не татарские тумены, а войска русских же князей — как поступил и Александр Невский со своим родным братом Андреем, осмелившимся на бунт. Прогнал его за пределы Новгородской земли, а новгородцам, замешанным в мятеже,

резал уши, носы и пальцы…

Именно тем, что русская правящая верхушка, и светская, и церковная, без особого сопротивления срослась с татарской элитой, и объясняется то, что за все годы «ига» так и не последовало каких-то более-менее масштабных народных выступлений против завоевателей. Хотя нам старательно пытаются впарить, что происходило это-де от некоего патологического страха многих поколений русских перед татарами. Страх если и был, то в первую очередь перед своими князьями и церковными иерархами, которые ни за что не поддержали бы бунт, а наоборот, приняли бы все меры, чтобы с ним разделаться.

И еще один немаловажный нюанс: как частенько бывает в человеческой истории, татарская империя была притягательна сама по себе именно из-за того, что она — империя. Одно дело — старательно строить карьеру в крохотном княжестве, где всего-то и достоинств, что суверенность, и совсем другое — делать то же самое в империи, раскинувшейся на половину тогдашнего обитаемого мира.

Вот, например, князь Федор Ростиславович Чермный (что на тогдашнем русском языке означало «Красавец»). Сын смоленского князя, он при разделе наследства получил не княжество, а крохотный удел с городом Можайском. Прозябать в этакой глуши Красавцу не хотелось, он с еще тремя такими же «бесперспективными» юными джентльменами собрал войско, отправился в Золотую Орду и зачислился там на службу. Участвовал в походе татар на осетин, потом руководил карательной экспедицией в Булгар, в конце концов получил немаленький по тем меркам придворный чин, став виночерпием хана Менгу-Тимура. Ну а чистого развлечения ради порой отправлялся с татарскими войсками, выступавшими против мятежных князей — как, например, было с Переяславлем. В конце концов он женился на принявшей крещение дочери Менгу-Тимура. Когда опустел ярославский «стол», хан дал зятю войско, и тот без особого труда овладел Ярославским княжеством. «И какие были Федору обиды, он отомстил за них повелением царским, а татар отпустил с честью в Орду».

Впоследствии его произвели в святые — но тут уж была чистой воды политика: соперничавшие с Москвой ярославские князья хотели поднять престиж Ярославля, заведя собственного святого. Вот только современники отнеслись к этому иронически, судя по сохранившейся Ермолинской летописи…

Федор был не один такой — хватало его земляков и единоверцев, с превеликой охотой делавших карьеру в Орде. Империя — вещь привлекательная…

Между прочим, в те времена все же существовала, и довольно долго, одна-единственная организованная и серьезная сила, всерьез воевавшая с татарами. Звалась она — новгородские ушкуйники. Но дело тут было вовсе не в святых идеалах национально-освободительного движения, а в презренном металле, увы…

Название «ушкуйник» произошло от слова «ушкуй» — так назывались довольно большие морские и речные суда. На них плавала лихая новгородская вольница, которую в другое время и в других морях именовали не иначе как «пиратской».

Первые походы ушкуйников, против шведов, еще носили кое-какие признаки «защиты Отечества». Господин Великий Новгород тогда воевал со шведами, и ушкуйники совершили против «свеев» несколько морских походов. Но потом был заключен мир, лихие ребятки остались не у дел — а возвращаться к мирным занятиям им чертовски не хотелось, потому что это было скучно, уныло и неприбыльно. И тогда ушкуйники, оглядевшись как следует, вспомнили, что далеко на юге располагается богатая держава под названием Золотая Орда. С Новгородом она, правда, никоим образом не конфликтовала, но такие мелочи никого не волновали…