Чингисхан. Сотрясая вселенную
Шрифт:
Окружающие его воины забурчали что-то неодобрительное и оскорблённое.
— Будет честнее передать брони вашему старейшине, а не непонятным оборванцам с дороги! — заявил Эйрих.
Это была явная провокация, причиной которой было то, что Эйрих заметил мелькнувшие в кустарниках по флангам силуэты людей. Татий сбегал быстро, а Зевта ещё быстрее принял решение.
— Строиться, — приказал Эйрих.
Он ненавязчивым движением вытащил лук из саадака, одновременно с этим взявшись за стрелу. Скоростная стрельба
— Из-за того, что не умеешь следить за языком, ты умрёшь! — поднял топор в небо Дропаней. — Друзья, сокрушим наглецов!!!
Эйрих, уже не стесняясь, вскинул лук и произвёл выстрел.
Стрела врезалась в щит Дропанея. Обладатель щита яростно зарычал и повёл своих воинов в атаку.
Авангард выстроился в линию, а Эйрих, совершенно спокойный и даже будто безразличный к происходящему, стоял и смотрел на берущих разгон воинов противника.
И тут во фланги наступающего противника ударило два шквала дротиков, а затем поднялся яростный рёв десятков глоток.
— В атаку, — приказал Эйрих своим подчинённым.
Два десятка рядовых воинов, не посмев ослушаться, бросилась вперёд.
Враг был полностью дезориентирован неожиданными фланговыми ударами, а тут ещё и удар с фронта.
Эйрих не участвовал в схватке, потому что ещё не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы рубиться топор на топор. Но воинские традиции готов таковы, что вождь должен быть первым в битве и последним в отступлении.
«Поэтому, наверное, они так часто умирают», — повеселила Эйриха мысль. — «Всё-таки, придётся участвовать в битвах, но вечно так продолжаться не может. Надо отказываться от губительных приёмов и воевать так, как я воевал в прошлой жизни».
Прошлая жизнь...
Здесь у Эйриха только пешеходы, даже нормальной лошади нет. Римляне приехали с ослами и мулами, а эти животные мало подходят для боя верхом...
«Хорошую лошадь трудно найти...» — подумал Эйрих, наблюдая за ходом ожесточённой рубки.
Пятьдесят с лишним человек, совершенно потерявшиеся и никак не контролирующие сейчас свою судьбу, гибли под ударами жестоких воинов, решительно настроенных захватить власть во всех окрестных деревнях.
Эйрих не успел соскучиться, как кровавое дело было кончено.
— А ты умеешь заводить друзей, да, Эйрих? — подошёл к нему Хумул, возглавлявший отряд, кинувшийся им на подмогу.
— Он вёл себя слишком нагло для того, кто называет себя вождём, — пожал плечами мальчик. — Но, зато, теперь мы снова успеваем на выборы вождя.
— Ха-ха-ха!!! — рассмеялся Хумул, словно хорошей шутке.
Но Эйрих не шутил.
— Надо собрать оружие и брони, — произнёс он. — Тут идти недолго, значит, успеем к деревне до заката.
— Да, надо поделить всё по-честному, — заулыбался
По итогам сбора трофеев кольчужных броней у жертв оказалось девять — один прятал свою под льняной рубахой. В качестве добычи они получили пятьдесят семь пар сапог, двенадцать шлемов, два из которых годны только на металл, а три вообще бронзовые, тридцать девять топоров, один старинный меч длиной в локоть, а также восемнадцать копий. Добыча богатая, потому что железо стоит дорого. Судя по всему, эти воины — лучшее, что могла выставить деревня, так как вооружение, по нынешним временам, богатое.
Делить пришлось по местным обычаям, то есть по знатности, вкладу в победу, отношению соратников... Бредовая, несправедливая и порочная практика, порождающая споры и взаимную неприязнь.
«Это первое, что я изменю, когда у меня появится моё лично воинство», — подумал Эйрих, получивший две кольчуги, копьё и бронзовый шлем.
Столь щедрая добыча ему полагалась из-за того, что он, как ни посмотри, дружинник, сын вождя, а ещё и управлял всем этим действом, пусть и не участвовал в схватке лично.
Удалось взять пленными девятерых, которых сейчас вязали пеньковой верёвкой.
Пока они делили наживу, вернулся Татий, вместе с посыльным от Зевты.
— Чего тут? — спросил посыльный, известный под именем Биуда. — Твой отец хочет знать, чем всё закончилось.
— Скажи, что мы одолели пять десятков воинов из деревни вождя Фрунары, царствие ему небесное, — ответил Эйрих. — Скажи ещё, что мы сложим тела погибших у дороги, а сами пойдём дальше, чтобы удостовериться в безопасности пути. Пленных оставим тут же, под охраной одного воина.
— Передам всё, — изобразил полупоклон Биуда.
Этого, почему-то, удивляло то, как спокойно и буднично Эйрих всё это говорит. От молодняка ждут иной реакции: битвы возбуждают кровь, восторгают или опустошают, а Эйриха всё это, будто бы, совершенно не впечатлило.
Наверное, Биуда, в очередной раз подумал, что Эйрих действительно странный малый...
«Пусть думают, что хотят», — мысленно вздохнул он. — «Людская молва — это неважно, если у тебя в руках власть. Даже наоборот, очень хорошо, когда людям есть, что обсудить о тебе».
Про Чингисхана в степях ходили разные слухи. Что он сын волков, что он сын дракона, что при его рождении небо было кроваво-красным — люди горазды придумывать всякую ерунду, даже зная прекрасно, что он человек из плоти и крови, а не мифическое чудовище. Но людям тяжело сопоставить то, чего он достиг, с обычным человеком. Поэтому возникает и разрастается легенда. Легенда, успокаивающая людей и примиряющая их с собственной никчёмностью. «Если уж он сын волка или дракона, а небо, при его рождении, было кроваво-красным, то тогда уж ладно, легко верится в то, что он покорил Вселенную».