Чиновник для особых поручений
Шрифт:
— Слушай, горец, — примиряюще сказал Стас. — Я тебя обманывал когда-нибудь? Понятно, что тебе с царским генералом о революции говорить ещё не приходилось, но ты же сам видишь — времена пришли совершенно дурацкие.
— «Всё смешалось в доме Облонских.» — в полумраке комнаты насмешливо сверкнуло пенсне генерала Потапова.
— Я ещё и сам не знаю, — спокойно продолжил Сизов. — Как другие участники этот план воспримут. Мы с тобой сто лет друг друга знаем, и то… А с теми я вообще не знаком. Представляешь, куда они меня пошлют?
— Хорошо, — величественно
На улице дул сырой ветер. Стас, поёжившись, поднял воротник кожанки. А генералу хоть бы что, только шляпу на глаза надвинул. Несмотря на цивильное, он всё равно выглядел по-генеральски, потому что, завидев их, трое солдат с винтовками сразу сделали «стойку».
— Документы, граждане, — непримиримо набычился старший по возрасту.
Двое юнцов, стоя за его спиной, смотрели так, словно ждали команды «Фасс!»
«Ишь, как на фронт неохота, — мелькнуло в голове у Стаса, — Здесь проще „геройствовать“».
Он протянул солдату мандат, который ему только что отдал Сталин. В бумажке говорилось, что Сизов Станислав Юрьевич является уполномоченным по делам национальностей. Подписан документ был не кем-то, а самим Чхеидзе. Вчера в газетах напечатали ноту Милюкова и все тыловые части «встали на дыбы». Сизов, несмотря на три курса истфака, историю помнил, в основном, по вехам. В его прошлом, вроде, состав Временного правительства поменялся. Но подробности, как назло, память не сохранила.
«Вот, теперь ломай голову, двоечник несчастный», — мысленно укорил он сам себя, без особого, впрочем, чувства вины.
Кто-то, можно подумать, в то время эту лабуду учил! Февраль, потом «Великий» октябрь и — ура! — наши победили! Тьфу на тебя, «История СССР»!
— А товарищ с вами? — уважительно спросил из-за плеча старшего один из молодых.
— Да, — кивнул опер. — Наш товарищ, не гляди, что морда старорежимная.
— Морда — это да, — хмыкнул служивый, возвращая мандат. — Счастливого пути, товарищи.
— И вам не хворать, товарищи! — не моргнув глазом, отозвался генерал.
— А хари-то всё равно офицерские, — услышал Стас за спиной тихий голос.
— Не боись, и до этих доберёмся, — ответил кто-то, кажется, старший.
Стас хмыкнул.
— Вот, видите, капитан, — усмехнувшись, заметил Потапов. — «Хари» наши, всё равно, никого в заблуждение не вводят, слышите, доберутся до нас.
— Замаскируемся, не привыкать, — махнул рукой опер. — Куда сейчас?
— Как, куда? — удивился генерал. — К Лавру Георгиевичу, конечно.
— Думаете, послушает? — с сомнением спросил Сизов, садясь за руль.
Его Превосходительство пристроился на соседнее сиденье.
— Так, мы же с ним коллеги. Не знали?
Стас отрицательно мотнул головой.
— Серьёзно, не знали? — удивился генерал. — Вы на каком свете обретаетесь, батенька? Корнилов — живая легенда. Он же за те пять лет, пока на Востоке служил, куда только не проникал со своими казачками. Персия, Афганистан, Индия, Китай… В течение семи месяцев с семью казаками он скитался по Кашгарии,
73
Всё изложенное — чистая правда.
— Да, — согласился опер. — Достойно уважения. Ну, всё равно, на всякого мудреца довольно простоты. Главное, что вы с ним лично знакомы. Глядишь, чего и выйдет. Или нас арестуют, как контрреволюционеров. Хоть отосплюсь в камере.
— Отоспаться и я бы не отказался, — Потапов, сняв пенсне, потёр пальцами глаза. — Видите, всё к лучшему в этом лучшем из миров: убедим Лавра Георгиевича — доброе дело сделаем, не убедим — выспимся от души. И так, и эдак славно получается.
— Верно, — засмеялся Стас.
Ему вдруг стало весело. Расскажи он в универе на лекции по истории СССР, что посланника Сталина Корнилов арестует за контрреволюцию! Точно бы сказали — перезубрил. Он с каким-то новым интересом всматривался в лица спешащих по своим делам людей, ловя испуганно-затравленные, брошенные вскользь взгляды простых обывателей, спешащих покинуть враждебный мир улицы и укрыться в привычной обстановке обжитых квартир.
С ними контрастировали самоуверенно-наглые взгляды вооружённой солдатни, надменное лицо проезжавшего в автомобиле члена временного правительства. Стас почти физически ощутил давящее чувство надвигавшейся беды. Веселье куда-то пропало.
Невысокий сухощавый Корнилов пружинисто вскочил из-за стола и пошёл им навстречу.
— Здравствуйте, Николай Михайлович! Какими судьбами ко мне?
Он подал руку и Стасу. И тот пожал его сухую крепкую ладонь со странным чувством абсолютной иррациональности происходящего. Живой Корнилов, надо же..
«Ага, — не преминул съязвить внутренний голос. — Сталин со Столыпиным для тебя обыденность, а тут — с ума сойти! Сам Корнилов!»
«Заткнись», — мысленно посоветовал ему опер.
— Присаживайтесь, господа. Чем могу быть полезен? Всё нормально, — кивнул он сумрачному «текинцу» [74] , не спускавшему глаз с гостей.
— Лавр Георгиевич, позвольте вам представить капитана Сизова Станислава Юрьевича из контрразведки.
Стас, вскочив, наклонил голову, щёлкнул каблуками.
— Садитесь, капитан, — довольно прохладно кивнул Корнилов.
— Былые распри забыты, — улыбнулся Потапов. — Сейчас одно деление — на тех, кто России предан, и на её врагов. Капитан — из первых.
74
Текинец — кавалерист преданного Корнилову Текинского конного полка.