Чистая сила
Шрифт:
— Полезно? — проговорил я, пожимая плечами, и взглянул на всю в блестках тихую воду. — Давай.
И мы пошли: он впереди, размахивая свободной рукой, я сзади. Он быстро договорился о велосипеде, придирчиво, перебрав три, выбрал аппарат, простыню свою и наши брюки оставил на хранение в будке у кассира, и — мы поплыли.
Я впервые катался на водном велосипеде, и по тихой воде это было приятной процедурой. Коробкин стал объяснять мне устройство, — хотя все и так было предельно понятно, — потом принялся обучать меня тому, как, сохраняя силы, нужно работать ногами и какое при этом положение тела лучше всего. Короче, он держался, как капитан, объясняющий впервые попавшему на море юнге изначальную
Только мы минули ограничивающий зону купания буек, как с нами случилось странное происшествие. Мы все так же ритмично работали ногами, и аппарат наш шел быстро, как вдруг мы почувствовали, что работаем вхолостую: ход наш резко замедлился, а потом мы и вообще остановились. Аппарат наш слегка раскачивался, а мы все жали (по инерции ли?) на педали, колеса отбрасывали брызги и вязли.
— Застряли, — бодро воскликнул Коробкин, но бодрость была несколько настороженной.
Я промолчал, а он больше не восклицал; и мы стали осматриваться. Собственно, и осматриваться особенно было нечего: вокруг все было прежнее, вода же под нами — темна. Мы поерзали, не глядя друг на друга, но не приподнимаясь с сидений; Коробкин взялся за колесо рукой и прокрутил его; но ничего из этого не вышло, только наши колени поменялись местами — одно пошло вниз, другое поднялось вверх. Так мы продолжали молча сидеть на своих местах и ничего не предпринимали. А аппарат наш покачивался, но несвободно, а чуть рывками.
А сидели мы так, и молчали, и не предпринимали ничего потому, что почти уже в первый момент поняли, что не зацепились мы, но что-то нас держит, а вернее (и в этом мы боялись признаться друг другу) — кто-то нас держит. Мало того, что покачивания аппарата были ненатуральны, но, мы это заметили не сразу, в том месте, где располагался руль, поднимались из воды пузырьки воздуха. И пузырьки эти были не природного образования, они выходили группами — как от дыхания.
— Видишь? — сказал я наконец, подтолкнув Коробкина в плечо и осторожно поведя пальцем в сторону пузырей.
— А? — он словно очнулся, хотя так же, как и я, безотрывно смотрел на то же место.
— Видишь? — повторил я, более досадуя на себя, чем на него.
— Ага, — Коробкин трудно сглотнул. — Держит.
— Кто держит? — выговорил я, теперь уже совсем без досады и шепотом.
— Он, — отвечал Коробкин и передернул плечами.
Мы замолчали и просидели так некоторое время, уставившись в то место, где выходили пузыри. Кажется, они стали выходить еще более густыми порциями и лопаться слышимо, во всяком случае, очевидно было, что м е с т о, откуда они выходили, приблизилось к поверхности воды, то есть к нам.
Молчать и наблюдать бездейственно не было больше сил. И я решился.
— Ну, что ж, — сказал я со всею возможной бодростью в голосе, но все-таки с недостаточной для бодрости громкостью, — надо посмотреть.
И проговорив это, я решительно развернулся на сиденье и, свесившись, потянулся рукой к т о м у м е с т у. Но дотянуться не успел (или не очень энергично делал это), Коробкин перехватил мою руку выше локтя и потянул к себе.
— Ты что! — выдавил он и обеими руками прижал к себе мою руку.
Но это как раз и придало мне смелости.
— Да пусти ты. Только посмотрю.
Но Коробкин руку не выпускал, а еще удобнее успел ее перехватить. Я дернул руку, но безуспешно. Аппарат же наш, вследствие
Не знаю, чем бы закончилась наша возня, но здесь… из воды показалась рука. Она ухватилась за нижнюю, над рулем, перекладину аппарата, отчего он дал крен на корму и вправо, но тут же выпрямился, хотя еще сильнее сел на корму, потому что из воды показалась другая рука, которая тоже ухватилась за перекладину; вслед за руками всплыла голова в маске. Это был — аквалангист. Он подтянулся на руках, пытаясь влезть на перекладину, наш аппарат угрожающе накренился. В этот момент, сумев удержаться на сиденьях, мы без слов, но одновременно нажали что было сил на педали. Колеса вспенили воду, аппарат рванулся, а аквалангист, уже вытянувшийся из воды по грудь, от такого нашего маневра соскользнул, пальцы его разжались, и он, что называется, остался за бортом. А мы, уже не оглядываясь, усиленно работали ногами, и аппарат наш легко и быстро шел в открытое море. Так мы прошли метров пятьдесят или больше, когда за спиной у нас раздался крик:
— Эй, стойте! Стойте! Нельзя!
Коробкин резко повернул рулевое колесо, и мы развернулись.
Вылезши почти наполовину, держась за оградительный буек, аквалангист махал нам свободной рукой и кричал:
— Стойте! Стойте! Назад!
От такого, все-таки человеческого вида и человеческого голоса, наш страх как-то пригасился и опустился к границам сильного недоумения. Мы коротко переглянулись и на малой скорости, чуть стороной, правда, стали приближаться к буйку. Аквалангист перестал кричать, а рукой уже не размахивал, а чуть водил ею, приглашая нас подплыть поближе; маску он держал в руке, а ребристая воздушная трубка с мундштуком в такт его движениям болталась на груди.
Мы, осторожно перебирая ногами, подошли еще, и — я узнал Думчева.
— Узнаете? — помахав мне маской, прокричал Думчев, хотя на таком расстоянии можно было бы и говорить нормально.
— Узнал, — отвечал я со вздохом, ни возмущаться, ни удивляться у меня не было сил.
— А я вот кричу и кричу, а вы наутек, — сказал Думчев и, вытянув ногу, хлопнул широкой ластой по воде. — Идите к берегу.
— Что значит «идите к берегу»? — вступил Коробкин сердито. — И вообще, что это вы себе позволяете?
— Ничего я не «позволяю», успокойтесь, — вытянув другую ногу и снова хлопнув ластой, почти весело ответил Думчев. — Просто пошутил. Так сказать, морское происшествие; на водах, так сказать. Скучно без происшествий.
— Нам не скучно, — отрезал Коробкин.
— Если обеспокоил — извините. А только имел желание, в виде шутки… Но главное…
Но Коробкин не позволил ему договорить.
— Побеспокоил?! — угрожающе воскликнул он, и не успел я ничего сообразить, как он резко нажал на педали и направил аппарат прямо на буек, то есть на Думчева. Думчев непременно был бы сбит, если бы в самый последний момент я не вывернул руль. Мы прошли совсем рядом, впритирку. Но и Думчев, с непредвиденной ловкостью, успел переместиться на безопасную сторону; и аппарат, и буек закачались, и то мы опускались к Думчеву, то он поднимался к нам.
— Вы, это… не очень, — прерывисто и зло воскликнул Думчев, то ли просто взмахнув маской, то ли погрозив нам.
Испуг Думчева, кажется, удовлетворил Коробкина.
— А мы, дядя, шутим, — заметил он язвительно.
— За такие шутки… — начал Думчев, но продолжить не сумел, потому что чуть не соскользнул с буйка и едва удержался.
— Держитесь крепче — утонете, — поддразнил его Коробкин.
Думчев ничего не ответил, так как в этот момент закреплялся на буйке.