Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ (сборник)
Шрифт:
Две недели на войне большой срок. Василий Васильевич Палеха получил третий кубик на погоны и был назначен командиром восьмой роты.
– А где Орлов? – вырвалось у Ермакова.
– Соскучился? Я думал, ты меня сначала поздравишь.
– Конечно, поздравляю.
– Насчет Орлова не переживай. Он теперь начальник штаба батальона при Логунове.
– Растет товарищ.
– Да и ты сержантом стал. Попозже сходим к комбату, получишь наконец свою медаль, он решит, куда вас распределить.
Проходя по траншеям, Андрей почти не видел знакомых лиц. В основном, новички. Прибавилось воронок,
Не изменяя своей привычке, немцы встретили вновь прибывших минометным огнем. Вместе со снайперами прислали человек двадцать пополнения. Новички забились под стенки окопов, зажимая головы руками.
Комбат Логунов, в овчинной безрукавке, с трофейным «вальтером» на поясе, появился в дверях блиндажа. Встряхнул за шиворот ближнего к нему бойца:
– Ну, чего ты скрючился? Траншея два метра глубиной, и камень вокруг. Винтовку из грязи подбери. Много ты из нее настреляешь!
Винтовки побросали в растаявший снег и некоторые другие новички. Одного легко ранило в плечо. Он прижимал ладонь к дырке в шинели, потом рассматривал кровь на пальцах.
– Ранили, – как заведенный повторял новичок. – Осколком ранили. Куда мне теперь?
– В задницу, – ободрил его батальонный фельдшер. – Ну-ка, сымай шинель.
Рана, как он сразу определил, оказалась пустяковой: вспороло сукно шинели, гимнастерку и оцарапало кожу над ключицей. Логунов ругался по поводу малого пополнения:
– Семь человек на роту. Смеются, что ли, над нами?
Вновь испеченных снайперов собрали в блиндаже комбата.
– Какие дела вокруг творятся, сами знаете, – сказал Логунов. – Потери в полку такие, что лучше настроение вам не портить. Оба полковых снайпера погибли. Позже решим все вопросы с вами, а сейчас всех распределим по ротам.
Спросил у малорослого, сидящего с серьезным насупленным лицом Быкова:
– Своих я знаю. А ты откуда взялся?
– Красноармеец Быков, – вскочил Максим. – Окончил снайперские курсы, а до этого воевал в пехоте.
– Ну, ладно, посмотрим, что ты за снайпер. Больно уж мелкий, а с другой стороны, от огня прятаться легче. Будешь прятаться?
– Так точно, – с готовностью отозвался Быков. Все заржали, а Макся сразу поправился: – Только в случае необходимости.
– Ну и жучок, – покрутил головой Логунов. – Конопатые все хитрые.
– Товарищ капитан, – попросил Ермаков. – У Быкова опыта мало, а снайперам положено с напарниками работать. Пусть со мной пока побудет.
– Пусть с недельку побудет, – согласился Логунов.
– У Ермакова, как всегда, особые просьбы, – подал голос бывший ротный Орлов. – Без помощника не обойдется.
– Я-то обойдусь. В траншеях достаточно побыл, а парнишка ничего толком не знает. Убьют на второй-третий день – кому польза?
– Узнаю Ермакова – без лишней болтовни не может.
– И я вас сразу узнал, товарищ старший лейтенант. Поздравляю с назначением. Вон у вас бумаг сколько, и все важные. Не дай бог, какую перепутаешь. Здесь не каждый справится.
Бывший командир роты сидел у небольшого окошка за столом, заваленным бумагами. Выйдя в батальонное начальство, носил такую же, как у Логунова, овчинную безрукавку, рядом
– Ты чего Андрюху Ермакова с медалью и сержантским званием не поздравляешь? – насмешливо спросил Логунов. – А винтовка у него какая. Обрати внимание.
И сунул под нос Орлову новенькую снайперскую трехлинейку с пластинкой из нержавейки на прикладе: «Отважному бойцу-сталинградцу от девушек Тульского завода».
– Считай, именное оружие. Ему и Матвею Черных такие вручили, как лучшим стрелкам.
– Поздравляю, – кисло отозвался бывший ротный командир Андрея, перекладывая свои бумажки. – Только винтовка не именная, фамилии там нет. Ее кому угодно могли вручить.
– А вручили двум моим лучшим сержантам.
Григорий Матвеевич Логунов, как всегда, был навеселе. Причин для того имелось несколько. Он сумел выбить для батальона сразу четырех снайперов, наладились наконец отношения со связисткой Надей Примаковой, прибыло хоть небольшое, но пополнение. Кроме того, хотелось подразнить надутого Орлова, к которому у комбата за последнее время отношение изменилось не в лучшую сторону.
Да и выпить повод есть. Награждают сейчас редко, а Ермаков и старший лейтенант Палеха получили медали.
Орлов морщился, но от ста граммов не отказался. Медали «обмыли», бросая их в кружку с водкой. Комбат обещал Ермакову:
– Еще десять фрицев, и будешь ходить с орденом.
– В должности повысить, – предлагал кто-то из политотдельцев.
В тот период, возможно, самый сложный в Сталинградской обороне, болтовня о наградах и званиях у многих вызывала раздражение. Хотя в обычное время о будущих орденах-медалях рассуждали с удовольствием. Командиры проявляли активность, чтобы получить повышение в должности и звании.
Но разговоры о будущем в октябре сорок второго казались большинству дурной приметой. О чем рассуждать, когда не знаешь, доживешь ли до вечера? Можно сколько угодно болтать о героизме, но выходом из безысходности были ожесточенные бои, рискованные вылазки в немецкий тыл. Нажимая на спусковой крючок, уже не думаешь о собственной смерти.
В штабных помещениях места не хватало. Логунов оставил при себе Матвея Черных, одновременно назначив его командиром снайперского отделения, Глухова определили в седьмую роту, а Ермакова и Быкова отправили в восьмую роту Палехи. Положение восьмой роты было наиболее сложное. Немецкие позиции ближе всех, в том числе траншеи боевого охранения, разбитая бомбами и снарядами железнодорожная колея. С одной стороны, неплохое место для обороны, а с другой – возможность скрытно сосредоточиться и атаковать малочисленную роту.
Кроме того, у комбата Логунова накапливалось за сутки столько дел, что заниматься со снайперами времени не оставалось. Пусть остается под рукой рассудительный сержант Матвей Черных, а трем другим снайперам нужные задания будет давать Василий Васильевич Палеха, самый надежный и опытный командир роты в батальоне.
Вечером обсудили на новом месте предстоящие действия. Палеха, отхлебывая горячий чай, настоянный на жженых сухарях, рассказал о положении дел. Чувствовалось, что за последнее время он сильно устал и долго рассуждать не собирался: