Чистильщик
Шрифт:
Он невесело усмехнулся – однажды и ему пришлось переодеться женщиной; мало того – выглядеть яркой и сексуально раскованной журналисткой «желтой» газетенки с труднопроизносимым названием. «Черт, – мотнул головой Крысолов, – все эти похождения в Чехии были совсем недавно, а кажется – в прошлой жизни».
Таким же сфинксом замер и Крысолов, ожидая, когда к нему подойдут – либо сам Змей, либо его посыльный. Разморенный Бес устроился под скамейкой. Двигались лишь зрачки Крысолова под полуопущенными веками. Он неподвижно и терпеливо сидел, ощущая на себе не особо прицельное внимание. Точнее, посторонний взгляд, как луч локатора, время от времени – весьма не часто – пробегал по
Ждать пришлось долго – часа два с половиной. В какой-то момент Крысолов даже забеспокоился из-за угрозы обезвоживания и медного вкуса во рту. Пришлось на несколько секунд изменить неподвижности и выпить пяток глотков солоноватой теплой минералки, напоить Беса. О вкусовых качествах можно было не беспокоиться, такие мелочи, как личный комфорт, давно не волновали Крысолова – функциональность, помноженная на функциональность и возведенная в степень функциональности. Хотя иной раз Крысолов не отказывал себе в сибаритстве и гурманстве.
Медный привкус исчез, и Крысолов, ополовинив бутылку, завинтил пробку и поставил пластиковую поллитровку рядом с собой на скамейку. Солнце неторопливо – как и все, что делалось в Азии, – выползало в зенит. Крысолов закурил и поднял взгляд к блекло-синему, слепящему глаза ясному небу. Почти полдень.
Когда обе стрелки на часах Крысолова сошлись в верхней части циферблата, к скамейке подбежал дочерна загорелый паренек лет двенадцати-тринадцати и протянул сложенный вдвое листок бумаги.
– Вам просили передать, – по-русски, но с жестким акцентом произнес он.
Крысолов не пошевелился.
– Именно мне? – тихо спросил он. Малыш поглядел прямо в глаза. И кивнул.
– Вам. Серые брюки, клетчатая рубашка, седые волосы и бесцветные глаза, с большой собакой – все так, как мне сказали.
Крысолов кивнул и взял листок. Он даже не стал спрашивать: кто и где он? Последние полчаса он не чувствовал наблюдения, а за полчаса можно уехать километров на сорок – пятьдесят. В любую сторону света. А если имеется хороший джип, то и дороги не особенно нужны, благо местность позволяет – холмистая лессовая равнина.
Крысолов сунул в ладошку парнишки зеленую бумажку с портретом президента и цифрой пять. Дождавшись, пока малец убежит, развернул листок. «Первое июня, двенадцать ноль-ноль, – прочитал он. – Поселок Яккабаг, остановка автобуса у геолого-разведочной станции. Подойдет человек, назовет твой псевдоним и проводит».
Интересно, Крысолов почесал нос, а что дальше? Или это финишная прямая? И что делать два дня? Вернуться в Карт и тихо ждать? Глупо. Крысолов все так же неспешно поднялся со скамьи, щелкнул пальцами над ухом Беса и зашагал к тому месту, где он запарковал «уазик».
10. КОНТАКТЫ
Доктор Виктор Коренев неспешно вышел на улицу. Нынешний его пациент, двенадцатилетний Сережа, представлял весьма сложный случай. С восьмилетнего возраста подвергался сексуальному насилию со стороны своего несколько невменяемого папаши, которому он и воткнул два месяца назад
Занятый мыслями о Сереже, доктор Коренев не заметил синего микроавтобуса «Фольксваген», следовавшего за ним по улице Дзирнаву. Трех шагов не доходя перекрестка Дзирнаву с улицей Барона, Виктор остановился, глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух и, усмехнувшись чему-то своему, закурил. В этот момент дверца микроавтобуса резко откатилась, два человека выпрыгнули из него, еще двое прохожих, шедших впереди и сзади Коренева, схватили доктора. Он почувствовал легкий укол в шею, и мир, закрутившись, как «чертово колесо», стал темнеть и гаснуть. Он уже не почувствовал, как его грубо запихнули в микроавтобус, и машина, старательно придерживаясь правил, прибавила скорость и направилась в сторону Московского Предместья.
Переночевал Крысолов, загнав машину на окраину хлопкового поля, к берегу широкого и глубокого арыка. Утром окунулся в мутноватую воду – оросительный канал был глубиной метра полтора, – свистнул Беса, но тот с сомнением поглядел на воду цвета чая с молоком и не полез купаться. Крысолов уже успел акклиматизироваться, поэтому утренняя водичка показалась ему весьма прохладной, хотя по питерским меркам она была очень даже теплой – градусов девятнадцать.
Освежившись и перекусив, Крысолов направился в местный универмаг прикупить некоторые детали туалета, чтобы не слишком выделяться столичным видом среди немногочисленных европейцев местного розлива. Маскироваться под коренного обитателя здешних мест Крысолов не решился – за несколько лет он подзабыл язык, и если его узбекского хватало для более-менее свободного изъяснения, то произношение полетело к чертям. А косые взгляды на одетого в халат или чапан [12] бабая, говорящего с ощутимым русским акцентом, демаскировали, как если бы он сразу нацепил вывеску «шпиен и террорист».
12
Толстый зимний халат на вате.
Отогнав «уазик» на площадку перед станционным зданием и наказав Бесу крутиться поблизости, но неназойливо, сел на автобус, шедший по маршруту Станция Яккабаг – поселок Яккабаг, еще раз подивился, что станция от поселка находится на расстоянии километров этак двадцати пяти – тридцати.
Минут через тридцать тряски в забитом душном автобусе Крысолов вышел на остановке у геологоразведки и неторопливо, все внимательно схватывая цепким взглядом, зашагал к центру поселка. Яккабаг – в переводе на русский «Первейший, Лучший Сад» – раскинулся на склонах долины реки Кызыл-Дарья, забираясь все выше в лессовые холмистые предгорья. Густая зелень садов истончалась, серебристые тополи стройными свечами поднимались над ними к небу. С трех сторон – на юге, юго-востоке и востоке – синели горы, отроги Гиссарского хребта. Шумела река, разбитая на несколько рукавов, постоянно меняла русло после ежегодных весенних паводков. Шум быстрой воды был слышен постоянно, его с трудом заглушали гудение моторов и людской гомон.