Чисто астраханское убийство

Незнанский Фридрих Евсеевич

Возвращаясь домой, Грязнов продолжал размышлять о том, каким образом все они, местные правоохранители, попали под пресс влияния семейства Дадаевых, чьи интересы, как выясняется, с таким успехом и упорством защищали наемники из соседней республики и очень влиятельный старший брат из Москвы?.. Но, кстати, где же сведения из Москвы? Чего они там телятся?..

За высоким железным забором надрывались псы. На громкий стук в ворота долго никто не отзывался, и капитан Пшеничный решил штурмовать «крепость». Но когда один из бойцов, вскочив на спину другого, собирался дать автоматную очередь по бесновавшимся

на свободе большим собакам, из пристройки к дому выбрался совсем старый человек. Он помахал рукой в сторону калитки и крикнул собакам, те замолкли. А потом, по его команде, послушно убежали в пристройку, из которой старик вышел. Он закрыл дверь и неторопливо отправился к воротам.

— Открывайте калитку! — приказал Пшеничный и подмигнул Климушину. А тот обернулся к безучастному сержанту Селезневу:

— Ты здесь, надо понимать, свой, объясни, пока мы огонь на поражение не открыли.

— Открывай, Никишка, я — Селезнев.

— А с тобой-то кто будет? — сиплым голосом спросил старик. — В доме никого нет. Хозяева уехали родственника свово хоронить. А когда вернутся, не сказали. И больше в доме никого, я один, с собаками сторожу.

— А где Ахмет? Открывай, старик! — вмешался капитан. — У меня на руках постановление на проведение в доме и усадьбе обыска.

— Так чего ж искать-то? — Старик открыл калитку, пропуская «гостей». — Смотрите, только я не знаю, чего вам надо.

Этот дед хорошо говорил по-русски, с небольшим южнорусским акцентом, да и во внешности его не было ничего «кавказского». Дворник, одним словом. Небось, из нищих или из бомжей. У таких обычно ничего с собой нет, и служат они за кусок хлеба да подстилку в сарае — до самой смерти. Нередкое явление. Современное рабство, по-кавказски… Климушин обернулся к Селезневу:

— Давай, приведи срочно двоих понятых. — И тот убежал.

— Где Ахмет и остальные? — приступил к допросу капитан.

— Дак… уехали. Нынче утром и укатили, мил-человек.

— Сколько их было?

— Да все трое. Саида-то с ними не было, он еще ночью ушел, я слышал, собачки лаяли, выглянул, а за ним Шамиль калитку запирал. А уж утром гыргыркали они чего-то по-своему, а потом убежали. А как вернулись, дак совсем злые, быстренько собрались, мешки в машины покидали и укатили… Обругали еще, велели молчать и собак спустить.

— Сколько у них машин было?

— Дак и две, а третья не ездиит, у нее с мотором чего-то.

— Куда поехали? В котором часу?

— Дак, куды, мил-человек?.. Я спросил, а они меня… послали. На кудыкину гору. А укатили-то десяти ишшо не было.

— Сам-то думаешь — куда?

— Дак на кошары, небось.

— А где у Дадаева эти кошары?

— На Сарпе, у калмыков… Отсюда верст поди сто двадцать будет, не мене…

— Ладно, открывай дом, — сказал Пшеничный, — сейчас понятые подойдут, и поглядим, что у вас тут делается… Наркотики, оружие в доме есть?

— Дак откуда ж, мил-человек? — Старик развел руками.

— Ты, дед, хорошо подумай, прежде чем отвечать. Ведь найдем, заберем тебя с собой, и сядешь ты в тюрьму на старости лет за милую душу. Хозяина-то нет, с кого спрос? Вот ты за все и ответишь.

— Дак… вы посмотрите, может, чего и есть, — уклончиво ответил старик. — Кто ж его знает, чего у хозяина

в погребах хранится? К нам милиция нынче не заходит.

— А чего так?

— Хозяин такой, — старик мелко захихикал. — Его слово — закон. Наш участковый кажный месяц сам за получкой приходит… Чего ж мешать-то… жить?

— А у тебя у самого, дед, паспорт-то есть?

— Откуда ж, мил-человек? Справка была. У хозяина она. Живу вот, собачек кормлю, отвязываю, привязываю…

— Фамилия-то как?

— Говорят, Егорьев — была фамилия, Никишкой кличут, мил-человек.

— А отчества нету?

— Дак… а зачем оно?

— Хорошо устроились… — Пшеничный покивал и, взяв Климушина под руку, отвел в сторону. — Слышь, майор, а в Калмыкии, хоть и лететь недалеко, нам делать нечего. Суверенитеты, мать их… Сообщай генералу, чего он скажет? Ну, обыщем мы тут, чего найдем, все наше. Улики. А дальше?

Владимир набрал номер Грязнова.

— Вячеслав Иванович, мы — в доме, кроме сторожа, нет никого. Эти удрали, по предположению сторожа, в Калмыкию, где у Дадаева свои кошары. В районе Сарпы. Я знаю, бывал в тех краях, там хорошие выпасы, арендует, наверное. В общем, капитан говорит, хоть лету и недалеко, но… это — Калмыкия, а не Астраханская губерния. Наверное, решать придется на другом уровне, в Астрахани. Что скажете?

— Обыскивайте. А с Сарпой этой пусть сами калмыки и разбираются. Федеральный розыск — он един на всей территории России. Кстати, мне из Москвы подтверждение только что поступило. И Ахмет, и Саид — оба уже два года числятся в розыске.

— Тут еще двое были — Али какой-то и Шамиль. Наверняка из той же кучи. Фамилий дед не знает. Он вообще ничего не знает. Растение, одним словом.

— Что поделаешь, Володя… А Калмыкия — это уже не наша с тобой епархия. Пусть Алексей Кириллович на свои плечи взваливает свои проблемы. Нагадали мы ему…

— А там — что? — не удержался от вопроса Климушин.

— Ужас, Володя, — тихо ответил Грязнов. — Сплошное месиво… Даже и следа искать не надо, все понятно по почерку. По-моему, ей уже мертвой горло перерезали. Видал я подобное под Грозным, в девяностых… Но чтоб с женщиной?.. Такого не помню, да и умишком своим скудным не понимаю… Ладно. Вы там про этого сукиного сына, участкового, не забудьте, он у дома Дарьи околачивался, Жигало его фамилия… Пусть дает показания. Путается, врет, но наверняка знает достаточно.

И Климушин тотчас отправил сержанта Селезнева за участковым и представителем станичной управы, чтобы те присутствовали при обыске и у будущего суда не возникало потом вопросов о каком-то беззаконии. Дед Никишка все хихикал, будто получая особое удовольствие оттого, что в доме хозяина довольно бесцеремонно открывали шкафы и рылись в них, переворачивали ковры, обстукивали стены в поисках тайников. Но буквально все проблемы разрешились, когда ничего уличающего Дадаевых в преступных действиях не обнаружив в жилой части дома, Климушин с Пшеничным и двумя женщинами — понятыми велели Никишке отпереть замки на тяжелых, обшитых железом подвальных дверях. Нужно было, оказывается, изначально прислушаться к уклончивому совету деда насчет того, что у хозяина «в погребах хранится», сразу спуститься сюда, а затем, приступив к обыску, тут же его и закончить.