Чисто убийственный бриллиант
Шрифт:
— НЕСТОР! — прогрохотала няня. — Прекрати немедленно. Ты же знаешь, тебе сюда нельзя…
За дверью воцарилась тишина. Миссис Маклахлан застонала, выбираясь из кровати. «Это становится слишком утомительным», — решила она, шлепая по доскам пола, чтобы открыть дверь и убедиться в том, что маленький дракончик подчинился ее приказу. Как бы не так! Только жалость заставила миссис Маклахлан сделать шаг в сторону, пропуская звереныша в теплую детскую. Нестор пополз по полу и свернулся жалким клубочком у ножек кроватки Дэмп, положив голову на сброшенную пижамку.
— Странно, — пробормотала няня, запахивая пурпурный шерстяной халат и унося Дэмп в ванную. Спустя несколько минут, возвратившись с умытой и одетой Дэмп, миссис Маклахлан, словно пастух, погнала детей вниз завтракать.
Кухонный стол был завален остатками торопливого удовлетворения потребности в еде: миски из-под корнфлекса, почти пустая бутылка молока на плитке для разогрева еды, мокрый круассан в тазу для мытья посуды, масло, усыпанное
— Эгоистичная зверюга, — пробурчала она, с несвойственной ей резкостью швыряя в сушилку вымытую посуду. С тех самых пор, как на прошлый Хогманай Нестор проклюнулся в Стрега-Шлоссе, миссис Маклахлан все надеялась, что Ффуп наконец целиком возложит на себя ответственность матери-одиночки и попытается воспитать сына достойным драконом. К сожалению, этого не происходило… Она, конечно, любила малыша, в этом сомневаться не приходилось. Но еще больше Ффуп обожала себя и гораздо больше времени уделяла чистке чешуек, полировке когтей, совершенствованию линии талии и разглядыванию себя в зеркале, чем заботам о маленьком Несторе. «К тому же, — думала миссис Маклахлан, помешивая горячую кашу на плите, — теперь уже было совершенно очевидно, что Нестор не чистокровный дракон». В Стрега-Шлоссе, похоже, действовал негласный запрет на разговоры о том, кто же является подлинным отцом Нестора. Действительно, одного взгляда на малыша с его недоразвитыми крылышками, ярко-синей (вместо законной болотно-зеленой) чешуей, отсутствием огнедышащих способностей (дракон должен с детства уметь зажигать свечки одним выдохом) и чересчур длинным хвостом было достаточно, чтобы понять, что папашей Нестора был отнюдь не дракон. И все это семья упорно отказывалась замечать… вот уж действительно! Миссис Маклахлан бросила в кастрюльку большую щепотку соли и громко фыркнула.
Когда она разливала дымящуюся овсянку в три миски и усаживалась за стол рядом с Дэмп и Нестором, на нее вдруг нахлынули воспоминания о том далеком времени, десятилетия тому назад, когда она еще не стала няней у Стрега-Борджиа…
…обширный замерзший залив, через который она бежала с группой женщин, спасаясь от какого-то неведомого ужаса. Конец года принес с собой самую холодную зиму на памяти живущих. Лед, сковавший водоемы Шотландии, на День Всех Святых был в палец толщиной, в середине зимы — с ладонь, а к Кэндлмасу уже ни одна лопата и даже лом не могли пробить твердое, как железо, ледяное покрытие на всех водоемах от Роксбурга до Сазерленда. Лишившись рыбы, которая разнообразила скудный зимний рацион, целые общины, жившие возле воды, оказались перед угрозой голода. Забыв о праздновании Кэндлмаса, дотоле богобоязненные прихожане разгромили свои церкви и съели свечи. Ходили слухи об оскверненных могилах, опустошенных склепах и других кошмарах, слишком гнусных, чтобы о них говорить. При явном отсутствии божьей благодати, жители озерного края вернулись к древней религии и темным ритуалам.
Женщины, бежавшие по замерзшей глади залива, нашли приют в маленькой прибрежной деревушке. Хижины и домики сгрудились совсем рядом с ледяным панцирем, под которым, как говорили, плавало столько рыбы, что ею можно было бы кормить все население Шотландии несколько столетий. В благодарность за гостеприимство, оказанное жителями деревушки, Флора Маклахлан решила спасти их от голода. С первыми лучами солнца она пробралась между людьми, спящими вповалку вокруг подернутого пеплом очага, и вышла на лед…
Вблизи берега ветер расчертил лед снежными кругами, но чуть дальше он был гладким. Стояла звенящая тишина, только ее дыхание поднималось над головой туманными облачками. Осознав невозможность сломать лед самостоятельно, она решила разбудить Спящего, пусть даже это сулило ей почти неминуемую гибель. Но как заставить это существо подняться после нескольких столетий сна? Может, произнести заклинание теплых вод и полных рыбы соленых южных морей, чтобы растопить замерзшие небеса подводного мира, в котором обитал Спящий? Или пропеть колыбельную горных рек, чтобы она подняла одинокого зверя быстрой волной и заставила всплыть? Попытаться разбудить его сказкой о макрелевой горе и селедочном холме, стоящих на лососевой реке? Но не будет ли жестоким будить того, кто спит, чтобы исцелить свое разбитое сердце, кто наполнил слезами этот залив и смежил веки, считая, что в этом мире его некому любить; его, Спящего, чьи сородичи давно уже стали прахом… Шепча слова, которые должны были разбудить его, Флора знала, что с первыми проблесками сознания к нему придет память о том, что он последний в этом мире и его удел — одиночество… Она чуть было не отказалась от своего решения, но у нее под ногами, поднимаясь из неизмеримой глубины, уже звучал слабый стон, словно скулил кролик, запутавшийся в силках. Скользя по льду, Флора кинулась бежать, но замерзшие ноги плохо слушались ее, и она то и дело скользила и падала на пути к далекому берегу. Позади нее стон
Только раз она бросила взгляд назад и краем глаза увидела чудовищный силуэт, огромную разверстую пасть, из которой извергалась ярость на весь мир и на ту, что прервала столетия бездумного забытья лишь для того, чтобы спасти горстку голодных озерных жителей.
«Горстка озерных жителей… — подумала миссис Маклахлан, поднося ко рту ложку с кашей, — чье представление о благодарности своей спасительнице свелось к попытке сжечь ее на костре за колдовство…»
— ГОРЯЧО, ГОРЯЧО, ЖЖЖЕТСЯ! — взвыла Дэмп, запуская свою ложку с кашей через весь стол. Что касается Нестора, то он разинул рот и взвыл из-за того, что в его миске ничто не жжжглось. Резко вернувшись в настоящее, миссис Маклахлан поймала себя на мысли, что молча благодарит судьбу за то, что та забросила ее в Стрега-Шлосс, где обвинение в колдовстве равносильно искреннему комплименту.
ТАЙМ-АУТ
Спускаясь вниз к завтраку, Пандора задержалась у дверей спальни родителей и скрестила пальцы в надежде, что они уладили свою размолвку относительно гостей и теперь сидят в кровати, планируя предстоящий день, любуясь видом из окна и смакуя кофе с круассанами. Однако крики и стук из-за двери свидетельствовали об обратном. Синьор Стрега-Борджиа, с его взрывным темпераментом и склонностью повышать голос, сравниться с которой могла лишь привычка бить фарфор в подтверждение своих слов, был в своем репертуаре. Судя по топоту приближающихся шагов и увеличению громкости крика, Пандора сделала вывод, что он вот-вот вылетит из дверей перед ее носом. Если она не хочет быть обвиненной в подслушивании, стоит поспешить.
И она понеслась по коридору, перепрыгивая через пары остроносых туфель на высокой шнуровке, выставленные перед дверьми спален некоторыми из гостей, пришедших к ошибочному выводу о том, что Лэтч должен все это почистить. Добравшись до детской, Пандора проскользнула через приоткрытую дверь и затаилась там, грызя ногти, как раз вовремя — ее отец протопал мимо, бормоча что-то по-итальянски. Пандора опустилась на пол возле кровати миссис Маклахлан и устало положила голову на стеганое одеяло. Внизу хлопнула входная дверь, и по розовому кварцу зашуршали шаги. Через несколько минут Пандора услышала шум мотора и справедливо заключила, что синьор Стрега-Борджиа собирается выплеснуть свое дурное настроение на ближайшую деревню Окенлохтермакти. Звук льющейся воды и перестук водопроводных труб возвестил о том, что синьора Стрега-Борджиа решила поискать утешения под душем. Уже в который раз Пандора пожелала, чтобы родители, наконец, научились понимать друг друга и перестали ссориться. Они вечно воевали из-за каких-то мелочей, а эта последняя перебранка из-за помета грызунов в кофе вообще была настолько глупой… Пандоре было бы за них стыдно, если б не ее постоянная война с собственным братом… Она подумала, не стоит ли привести в действие план Тарантеллы, пойти разбудить Титуса и принести ему завтрак в постель? Блестящий план, Пан, поздравила она себя и бросила взгляд на стоявший на тумбочке будильник, чтобы убедиться, не слишком ли рано для побудки. Цифровой дисплей часов показывал 20:02 и, по прикидкам Пандоры, опережал реальное время часов на двенадцать. Она не знала точно, сколько сейчас времени, но через шторы уже пробивался свет, в саду пели птицы, а снизу долетали звуки, говорящие о том, что кто-то уже проснулся…
И тут будильник исчез. Пандора моргнула, и будильник вновь оказался на месте, показывая те же 20:02. Не успела она ахнуть, как он исчез снова.
— Что такое? — взвизгнула девочка, когда будильник появился, по-прежнему демонстрируя на дисплее сочетание цифр палиндрома. [8] Пандора выпрямилась и дотронулась до часов, отчетливо почувствовав, что они исчезли и через секунду возникли, ощутимо материализовавшись под пальцами. Время опять осталось неизменным, и Пандора стала пристально смотреть на них, ожидая, что произойдет, когда цифры перескочат на 20:03. Несколько минут часы мерцали, то исчезая, то появляясь, но время на них застыло. Может, они сломались? Пандора взяла часы с тумбочки и повертела в руках. Для такой маленькой вещицы часы были удивительно тяжелыми и металлически холодными на ощупь. На задней панели виднелись два маленьких тумблера, причем один, судя по надписи ON/OFF, вполне определенно являлся выключателем. Функции же другого были не столь очевидны, поскольку единственным ключом к разгадке его назначения были две стрелочки, направленные в противоположные стороны, и буквы, выдавленные в металле:
8
Палиндром — слово или фраза, читающаяся одинаково как слева направо, так и справа налево.