Чистое золото
Шрифт:
— Ура-а!
— Ура! Наша взяла! Одолели!
Орали во всю силу молодых глоток, трясли руку Каганову, смеялись…
Андрей бросил шапку оземь и обеими руками взъерошил мокрые, слипшиеся вихры. На лице Маврина застыло выражение прекрасной задумчивой гордости. Кенка вдруг осторожно обнял Зину и глянул на нее так радостно и любовно, что бледная серьезная девушка, медленно краснея, расцвела улыбкой, в которой были и широкая радость и нежное лукавство.
А Тоня сильным движением раскинула руки, точно хотела обнять всех, кто делил с нею труды
Михаил Максимович подошел к ней. Тоня шевельнула губами, но ничего не сказала. Только светло и благодарно сияли ее глаза. Была в них вся сила жизни и вся вера в грядущее. И седеющему инженеру подумалось: всего на свете, даже самого невозможного, добьется эта молодость.
Он почувствовал, что у него перехватило горло от волнения, и сделал над собой усилие, чтобы сказать строго:
— За дело, друзья, за дело! Чем больше скважин мы пробурим, тем точнее будем знать содержание золота.
К Новому году Тоня неожиданно для себя получила много денег. Всем членам бригады выдали премию, прибавилась обычная заработная плата, сверхурочные. Словом, ребята разбогатели.
Когда Варвара Степановна спросила, что дочь хочет купить к празднику, Тоня, не задумываясь, ответила:
— Мне самой ничего не надо, а хочу я хорошо отпраздновать Новый год.
— Это мы предчувствовали, — засмеялась мать. — Уже говорили с отцом, что всю твою бригаду надо позвать и угостить как следует.
— Да, мама! Уж мы скупиться не будем, правда? Только бригада — это еще не все. Я много гостей хочу позвать. Сейчас мы их запишем.
Тоня побежала к себе в комнату за карандашом и бумагой, крикнув отцу:
— Папа, иди помогать!
Николай Сергеевич вышел из спальни и надел очки.
— Михаила Максимовича непременно, — перечисляла Тоня. — Женя ведь на зимние каникулы не приедет, он один… Татьяну Борисовну обязательно. Петра Петровича с Александром Матвеевичем, Моргуновых со Степой и Мухамета с Митхатом. Еще… ну, Надежду Георгиевну само собой…
— Об этом говорить нечего, — заметила Варвара Степановна. — Да сможет ли она?
— Сможет! Мы с Андреем вчера к ней заходили. Доктор Дубинский всерьез за нее взялся, ей лучше.
— Чего доброго, уже в школу собирается?
— Нет, в школу еще не пойдет. Петр Петрович замещать ее будет.
— Правильно, пусть отдохнет, — сказала Варвара Степановна и значительно взглянула на мужа.
— Что же не всех перечисляешь? — спросил Николай Сергеевич. — Заварухиных звать надо.
Тоня удивленно и смешливо посмотрела на отца.
— Да, да, да! — быстро сказала она. — Конечно, надо. Я только хотела, чтобы ты сам об этом вспомнил… Ну, и еще Иона с Ионихой.
— Куда я такую уйму народу посажу? — заволновалась мать.
— Усядутся, —
Он все еще праздновал свое примирение с дочерью. Ходил веселый, смотрел на Тоню влюбленными глазами и ни в чем не мог отказать ей.
— Ну, значит, иди, Варвара, на расправу, — пошутил отец. — Придется тебе поработать!
— Ладно уж, — отозвалась Варвара Степановна.
Старики шутили, но оба они, как и Тоня, чувствовали необычное значение нынешнего Нового года. Он знаменовал первый успех дочери в серьезной работе, был как бы разрешением долгой, тяжелой ссоры. Нужно, чтобы праздник получился особенно радостным и обильным.
Тоня сама убирала дом. Ей хотелось, чтобы нигде ни пылинки не было. Хозяйством занималась мать и, против обыкновения, даже похвасталась:
— Ну, нынче, кажется, я твоих гостей угощу неплохо.
— Когда же ты плохо угощала?
А Николай Сергеевич перебирал в уме имена приглашенных, и все они казались ему очень хорошими людьми. Даже удивительно, как они выросли в его глазах после примирения с дочерью.
Гости собрались в назначенное время, и в самом деле каждый по-своему был так хорош и интересен, что стоило рассмотреть его подробно.
Молодые горняки Маврин Александр Иванович, Андрей Мохов, Иннокентий Савельев и братья Сухановы щеголяли новыми костюмами. Правда, на худощавом Димке брюки сидели мешковато, а у моховского пиджака были коротки рукава, но на такие мелочи никто не обращал внимания. В общем, ребята выглядели молодцами. Каждый из них принес какое-то добавление к праздничному ужину и, несмотря на протесты Варвары Степановны, вручил его хозяйке.
Девушки немного дичились. Стеша прежде лишь изредка заходила к Кулагиным, а Зина была в доме впервые. Но, повидимому, им понравилось, что Варвара Степановна говорит с ними, как с близкими знакомыми. Значит, Тоня рассказывала матери о своих подругах и отзывалась о них хорошо.
Сабурова была бледна, но говорила, что чувствует себя гораздо бодрее. В самом деле, после долгого разговора с Василием Никитичем она обрела душевный покой и уверенность.
Тоня усадила старую учительницу на диван и все норовила засунуть ей за спину еще одну подушку, хотя Надежда Георгиевна уверяла, что ей очень удобно.
— Товарищи, имейте в виду, что доктор разрешил Надежде Георгиевне только встретить Новый год, а потом сейчас же домой и в постель. Ей теперь нужно много спать, — предупредила Новикова.
— Доставим, — кратко ответил Петр Петрович.
— Все провожать пойдем!
Петр Петрович сначала углубился в старенький Тонин гербарий, который неизвестно как углядел на этажерке среди книг. Он так сосредоточенно разглядывал осыпавшиеся веточки кедра, лиственницы и пихты, будто в жизни не встречал таких растений. Но когда к нему подсели Андрей Мохов, Павел и другие ребята, он отложил гербарий, закурил трубку, и из-под кустистых бровей проглянула светлая голубизна его глаз.