Чистые струи
Шрифт:
— Я загляну к тебе, старик, сегодня! — сказал мой шеф, когда я обходил товарищей, расставаясь с ними на месяц.
Я вздрогнул. Это было как наваждение.
— Извини! — ответил я уже в коридоре, чтобы не обидеть шефа при всех: обида, нанесенная при свидетелях, держится в душе очень долго. — Извини, старик, но вечером я уже буду на заливе!
Шеф думал меньше секунды.
— Тогда я ему сейчас позвоню! — решительно сказал он.
— Кому?
— Коле. Ты же обещал.
Вот как! Значит, я обещал… И хотя это было
Шеф позвонил домой. Он долго держал трубку около уха, потом робко взглянул на меня.
— Может, утром поедете?
— Нет. Мне каждый день дорог…
— Я понимаю… Поверь, Коля тебя не обременит. Тихий мальчик. Я даже не знаю, что из него получится. Уж такой робкий…
«Коллекционер из него получится! — чуть не сорвалось у меня с языка. — Предмет для кушетки».
Я выходил из кабинета под обиженным взглядом шефа.
Плевать! Солнце палило вовсю, трава, наверстывая упущенное за холодный май, рвалась в небо, у магазинов появились бочки с квасом, девушки вырядились в невесомые ситцевые платья. Плевать! Уезжаю. Коля? Ха-ха!
И хотя ехать по всем соображениям нужно было утром, я тут же, не теряя ни минуты, зашел в гараж и вывел на площадку новенький «Восход-2». К дому я подъехал на мотоцикле.
Минут двадцать, ну, полчаса провел я в квартире, доедая вчерашний суп, допивая оставшийся в холодильнике кефир, собирая в одну кучу — к дверям — весь мой путевой скарб. А когда, с рюкзаком на плече, спиннингами в руке и палаткой под мышкой, вышел на улицу, возле моего мотоцикла стоял Коля.
Первое, что мне пришло в голову, — сказать ему, что я еду не сегодня, а завтра или даже — послезавтра. Второе, что я дубина: надо было это сказать моему шефу, его отцу. Сказать так, а уехать сегодня!
Коля смотрел на меня ясным немигающим взглядом. Одет он был ладненько: в плотные джинсики, защитную курточку. Под курточкой — черный свитерок. Конечно, стоять под солнцем ему было сейчас несладко, но для езды на мотоцикле лучше одежды не придумаешь.
А он собирался ехать на мотоцикле: в руках у него был новенький шлем. И это предусмотрено!
— Здравствуйте! — чуть слышно сказал Коля и потупился.
— Привет! — сказал я таким тоном, чтобы он сразу же все понял и слинял. Если он сразу все поймет и слиняет, мне не придется оправдываться перед шефом: не прогонял же!
Коля не линял. Он стоял и смотрел на мою возню. Я прилаживал к верхнему багажнику большой рюкзак. Я прилаживал рюкзак и думал, что если возьму этого робкого Колю с собой, то не возьму ни палатки, ни спальника. Лодку возьму, лодка создана не для проявления заботы о папенькиных сыночках. Она у меня вся в заплатах. Я его отошью от лодки, скажу, что не хочу, чтобы он утонул.
Я занес палатку в квартиру, швырнул на антресоль, туда же — спальный мешок, туда же — прорезиненный плащ: обойдусь. Я тебя, робкий друг Коля, научу свободу
Я замкнул квартиру на два ключа и вышел на улицу. Коля стоял возле мотоцикла в той же позе, в какой стоял десять минут назад. Я только сейчас заметил за спиной у него рюкзак. Рюкзачок. Если бы у меня был трехлетний сынишка, я бы купил ему точно такой же, чтобы ходил в походы — под стол.
Что за черт! Спиннингов на месте не было. Кажется, я их положил на рюкзак…
— Я ваши спиннинги привязал! — шевельнулся Коля.
Привязал! Я раздраженно сорвал какие-то тесемочки и сунул удилища под капроновую дугу сиденья…
Коля ждал. Он внимательно смотрел, как я открываю краник подачи бензина, нажимаю на поплавок карбюратора, вставляю в замок ключ, ищу нейтральную передачу, с одного толчка завожу мотоцикл и сажусь на белое сиденье.
Я начал надевать шлем.
— Ну… что! Поехали!
Я не почувствовал его веса. Мотоцикл даже не шевельнулся.
За городом я дал гари. Мотор работал с наслаждением, дорога была почти пуста. Я клал мотоцикл на поворотах, как это делал, когда ездил один. Коля, подражая мне, заваливался в нужную сторону. На прямой я разворачивал грудь, чуть откидывался назад и при этом не задевал пассажира: у него, оказывается, была неплохая реакция.
На двенадцатом километре послышался странный звук. У меня упало сердце. Пришлось сбавить скорость до шестидесяти. Звук усилился. Съездили!
Ну что? Что? Я думал лихорадочно. В картере? Подшипник колеса? Цепь?
Да звук какой-то странный. Я обернулся. Это пел Коля.
Я хотел сказать: «Заткнись!» Но он тут же замолчал, смутился, заерзал на сиденье.
— Первый раз на мотоцикле? — крикнул я, увеличивая скорость.
— Ага! Первый! — прокричал он в ответ и махнул рукой, что должно было означать высшую степень восторга.
На двадцать седьмом километре асфальт кончился.
— Держись крепче! — предупредил я.
— Ага!
Местами мотоцикл плавал по гальке, я этого почти не замечал: привык. Я не думал, что мой напарник реагирует на это иначе… В зеркальце Колино лицо было похоже на что-то гипсовое.
— Тебе плохо? — я остановил мотоцикл.
Трещали кузнечики, в релке пикали бурундуки, от молчавшего двигателя тянуло густым теплом.
— Н… нет. С чего это вы взяли?!
— Ты побелел.
— Это пыль…
— Ты не бойся, на гальке всегда так…
— Я не боюсь! — поспешно прервал меня он.
— Я скажу, когда мы будем падать.
— Хорошо.
Тут же я понял, что он принял мои слова всерьез. Значит, поверил, что мы будем падать, что мы обязательно упадем, и теперь только об этом и будет думать. А если он будет думать только об этом, мы упадем, потому что он не сможет владеть телом и станет мешком с чем угодно.
— Ты шутки понимаешь?
Он пожал плечами.
— Ты понял, что я пошутил?