Чистые струи
Шрифт:
Коля разглядывал свои кеды. Теперь они были черные. Джинсики — спереди — тоже. Видимо, Коля любил, чтобы на нем было все чистенькое. Привыкай!
Я подвел мотоцикл к дереву, осторожно прислонил и стал отвязывать пропыленный сверху и подмоченный снизу рюкзак. Коля продолжал разглядывать свои кеды.
— А их можно перекрасить? — Он смотрел вопроси-, тельно и растерянно.
— Кеды? Можно, конечно.
— Их надо высушить, да?
— Помыть и высушить. Да ты все равно снова намочишь. Нужно
— У меня… — он замолчал и пошел к воде.
Я вытаскивал из чехла удилище, а он сидел на песке и разувался. Носки у него тоже были черные. И ноги, по самую щиколотку. Он встал и оглянулся. Я прилаживал к удилищу катушку. Он быстро снял джинсики и одернул плавки. Ноги у него были тонкие, бледные.
— Правильно, — сказал я, насаживая на крючки червей. — Раздевайся. Сейчас самый загар. Я тоже буду загорать.
Он покраснел. Он не снял курточку, даже рукава не закатал. Зашел по колено в воду и занялся стиркой.
Мне расхотелось ловить рыбу. Такое со мной случается редко.
— Давай мне кеды!
Он неумело, по-детски жулькал модные штанишки, я выгребал грязь из его резиновой обуви. В конце концов кеды немного побелели.
— Высохнут — будут еще белее! — успокоил я его. — Ты не думай о них. Вернемся и перекрасим. У меня перекрасим. Отец и не заметит!
У Коли перекосилось личико. Стало злое, как у хорька.
— При чем тут отец!..
— Ну и слава богу, что ни при чем. Не сердись! Просто перекрасим, и все.
— Нечего их перекрашивать! — Он вырвал у меня кеды и побежал из воды.
Вот тебе и рыбалка! Вот тебе и свобода… Чертов шеф.
Я взял спиннинг и отошел подальше, чтобы успокоить нервы. Я мог зашвырнуть грузило на семьдесят метров. Это мой предел. Но и этого достаточно, чтобы многие рыболовы завидовали мне. Я сделал яростный взмах и краем глаза заметил, как застыл возле дерева маленький психопат Коля. Он смотрел туда, куда летело сейчас натягивающее леску грузило. Оказывается, я не знал еще своего предела. Почти все сто метров лесы легли на гладкую воду залива. Леса была сухая и тонула очень медленно.
Коля еще постоял и начал развешивать кеды.
«Не так, кверху подошвой!» — чуть не крикнул я, но сдержался. Я почувствовал, что леса быстро пошла вперед. Осенью карась очень разборчив, клюет осторожно, и его нужно вовремя подсечь, а сейчас он звереет от голода и засекается сам. Намертво. Рыба была еще в глубине, но упиралась так, словно уже наткнулась на песчаную стену. И странно она себя вела. Не ходила кругами, а подергивала и раскачивала лесу. У стены она забуянила. Катушка вырывалась у меня из рук, пластмассовые ручки больно били по пальцам. Я воткнул в песок удилище и стал выбирать лесу, словно это была просто закидушка.
Вот оно что! На мелководье
Коля дышал за спиной. Я не оглядывался, некогда было. Рыба билась на песке. Она обрастала песком и становилась еще крупнее. Коля не подходил к ней. Стоял у меня за спиной и молчал. Я поснимал карасей с крючков, опустил в новый металлический садок и бросил садок в воду. Тем-то он и удобен, этот садок, что его можно бросать в воду, и рыба никогда из него не уйдет. С капроновым много мороки. Нужно завязывать и обязательно прикалывать колышком. Он легкий, а карась сильный.
Коля удалялся к мотоциклу. Он что-то насвистывал и уже не смотрел, как я зашвыриваю на середину залива каплеобразное свинцовое грузило.
Рыба клевала без перекуров. Но на первый вечер пятнадцать крупных карасей достаточно. На уху и жареху.
Коли не было. Брючки и кеды висели на дереве.
Я достал из рюкзака котелок, спустился с ним к воде и стал чистить рыбу. Потом я чистил картошку.
Появился Коля. Руки у него были в сухой земле. Он спустился к воде, метрах в пятнадцати от меня, стал отмывать руки.
Я сходил за дровами и развел костер. Солнце снижалось, было уже не так жарко, я надел рубашку. Костер горел ровно, вода в котелке бурлила, в ней металась круглая картошка. Пора было закладывать рыбу.
— Я возьму у вас два червяка?
Взрослый человек сказал бы: «Я возьму у вас пару червей?!»
Я почувствовал себя виноватым. Я и был виноват, если честно.
— Конечно! Мог бы и не спрашивать. Я копал на двоих.
— Мне только два! — отрезал Коля. Взял червяков и направился к своему рюкзачку.
Боже! Ну и закидушка у него. Почти миллиметровая переметная леса. Узел на узле. Грузило величиной с крышку от моего нового котелка. Крючков я не разглядел.
Раза два он забрасывал неудачно. Борода. Грузило шлепалось в трех метрах от берега. Летели брызги. Потом он разложил лесу вдоль берега, посмотрел на меня и размахнулся. Грузило завыло, как крупнокалиберный снаряд, в какой-то точке полета напряглось и вырвала из песка дощечку. Коля бросился в воду, выловил дощечку, оглянулся — не смеюсь ли я — и остался стоять в воде. Он терпеливо ждал поклевки.
Я попробовал уху. Готова… Перцу. Да… Сыпать ли перец? Мальчишкой я терпеть его не мог.
Уха остывала без перца. Коля стоял в воде и ждал поклевки. Я подошел к нему и стал рядом. Он взглянул на меня. Мне показалось, что он вот-вот заплачет.
— Здесь не будет клевать.
— П… почему? — еле слышно отозвался он.
— Здесь совсем мелко. До глубины у тебя не хватит лески.
Он покраснел. Сильнее, чем тогда, днем. И стал сматывать закидушку.
— Иди одевайся. Прохладно уже.