Чистый углерод. Алмазный спецназ-2
Шрифт:
— Ух ты! И точно! Я как-то не подумала… а ведь слышала, что так делается. Спасибо от души, неплохая мысль…
Вот так вот мимоходом и поборюсь с коррупцией в африканской глубинке, весело подумал Мазур. Дома не особенно-то и получалось, так хоть здесь…
— Долго еще? — спросил он.
— Да нет, считай, почти пришли. Что ты улыбаешься?
— Электричество и душ… — сказал Мазур. — Особенно душ…
— Ну, электричества там нет, — разочаровала его Мадлен. — Шахтерские мэра не особенно балуют, и его домики не попали в «топазовый квартал», к которому свет и водопровод подведены. А приличный генератор ставить его
— Что?
— А ты не знал? Это еще португальцы придумали, когда не было водопровода. На крыше стоит здоровенный бак с водой, так что душ будет полноценный. В Лубебо у всех, кто побогаче, стоят аквантано. Закачивают воду из речки. Будешь смеяться, может, но здесь самый процветающий бизнес — торговля водой. Есть один тип — я с ним тоже трахалась — он и держит монополию. У него восемь водовозок и еще десяток грузовиков, которые из Инкомати возят питьевую воду в бутылях. Даже многие из рвани покупают. Кипятить речную черт знает сколько времени, пока вся зараза не выварится — еще дороже обходится. Да и зараза в речной воде бывает такая, что ее не изничтожишь, хоть сутки кипяти… Даже у нас в деревне все дачака покупали воду в бутылях — я ж говорю, расходов меньше…
Ну вот, почти и пришли. Домов пять миновать — и во-о-он оно, слева в конце улицы, мэрское гнездышко…
— Погоди-ка, — сказал Мазур. — Что, туда и постояльцев со стороны, вроде меня, пускают?
— Ну вообще-то сторонних не пускают, — сказала Мадлен. — Велик ли навар с обычного постояльца? Не для того заведение устроено. Но со мной — пустят. Своя девочка клиента привела — это уже другой расклад. Правда, денежку, сам понимаешь, придется совать всем и каждому… я тебе сейчас быстренько растолкую, кому сколько нужно будет совать, чтобы не баловать чересчур, а по таксе…
Мэрским гнездышком оказался двухэтажный прямоугольный дом годочков семидесяти от роду, содержавшейся в порядке, обнесенный ажурной чугунной оградой. Естественно, без всякой вывески — не стремился мэр к публичности, в точности как партийные шишки в советские времена, обожавшие такие точно домики без вывесок — служившие тем же целям, что и этот очаг культуры. А как его еще назвать? Танцы здесь имеют место быть — пусть специфические. Даже фильмы снимают — пусть опять-таки специфические. По здешним меркам — именно что очаг культуры, ха…
Мадлен уверенно распахнула ажурную калитку — хорошо смазанные петли не скрипнули — первой направилась к крыльцу, у которого скучающе расхаживал верзила с заткнутой за пояс внушительной дубинкой, сделанной по образцу старинных боевых палиц времен короля Бачаки — тщательно отшлифованное наждачной, чуть изогнутое древко с небольшой бульбой на нижнем конце, набалдашник размером с небольшое яблоко с небольшим конусиком-выступом. Мазур еще во время прошлой командировки изучил такие дубинки и знал: оружие серьезное, можно нанести и тычковый улар, а уж если со всей дури приложить по башке — мозги вынесет. Мастерски обращаться с такой дубинкой — целое искусство, старинные оружейники и воины дело знали…
Верзила заступил дорогу без тени агрессивности — скорее уж с равнодушным видом автоматического шлагбаума. Подробно проинструктированный
В небольшом вестибюле, довольно ярко освещенном большой керосиновой лампой пол потолком их встретила персона совершенно иного облика — необъятная толстуха, очень похоже, фусу, в цветастом платье и тюрбане из пестрого ситца, с широкой добродушнейшей физиономией, расплывшейся в самой что ни на есть искренней, дружелюбной улыбке. Этакая повариха из «Хижины дядя Тома» — как бишь ее звали? — любимица белых господ и владычица кухни вкупе с чернокожим персоналом. Вот только у Мазура создалось впечатление, что эта милейшая тетушка, если возникнет такая необходимость, без колебаний и угрызений совести шарахнет чем-нибудь тяжелым по затылку…
Мадлен о чем-то потарахтела с ней на котором-то из местных языков, который Мазур по невежеству в данном вопросе не брался определить, да и никакой нужды в этом не было.
— Порядок, — повернулась Мадлен к Мазуру. — Тихо сегодня, свободных номеров чуть не половина. Отстегни ей.
Мазур подал толстухе пару купюр уже гораздо более высокого номинала. Та вовсе уж расплылась, жестом показала ему на беленый коридор — очень похоже английского она, в отличие от молодого поколения, не знала. Провела в самый конец, распахнула одну из дверей, за которой стояла полная темнота, жестом предложила подождать и вошла туда. Тут же комната осветилась. Они с Мадлен вошли.
Действительно, комфортом здешний номер значительно уступал тому, из «Топазового рая», но все было чистенько и опрятно. Широкая старомодная железная кровать с высокими никелированными спинками, увенчанными блестящими шарами, простой, но добротно сколоченный стол, два стула, столик, на котором стояла большая керосиновая лампа с синим стеклянным абажуром. Во весь пол — здешний вязаный половик с зигзагообразными, черно-бело-красными узорами. Узенькая дверь в противоположной от окна стене. И белье на постели, и скатерка на столе, желтая в черную клетку — чистые. Одним словом, жить можно. Бывало гораздо хуже.
Толстуха что-то протарахтела.
— Дай ей еще пару сотен, — сказала Мадлен. — Сейчас принесет ужин и что-нибудь выпить. У нас с собой есть, но все равно, тут так полагается.
— Вот кстати, — сказал Мазур, у которого давно выветрился из головы хмель — в отеле дозу он принял детскую. — А здешняя самогонка заслуживает того, чтобы ее в рот брать?
— Смотря какая, — сказала Мадлен. — Чмимабу или джукателу пусть рвань хлещет, они на ацетон разбавленный похожи; а вот габундо — вполне приличный напиток, белые его вовсю пьют. Заказать бутылку?
— Закажи, — сказал Мазур. — И вот что еще… Как думаешь, у нее тут не найдется обычной чистой майки и чистых носков? А то мои уже к стенке ставить можно…
Ничуть не удивившись, Мадлен кивнула:
— Если этой бегемотихе дать денег, она тебе что угодно приволочет. Сунь ей, пожалуй что, еще пару сотен.
Мазур так и поступил. Выслушав от Мадлен непонятную Мазуру длинную инструкцию, толстуха кивнула, широко улыбнулась и, переваливаясь по-утиному, выкатилась за дверь. Мадлен присела на стул, закинула ногу на ногу, попросила: