Чижик – пыжик
Шрифт:
— С Деркачом потолковать.
— Не знаю такого, — сказал он, щуря подслеповатые глаза.
Я бы поверил ему, но уж больно на барыгу похож.
— Зато я знаю, — сказал я и пошел к дому.
Барыга подержался за ошейник, но так и не решился расстегнуть его.
— Тихо, Пират! — зло прикрикнул он, когда я дошел до крыльца, и шлепнул пса по крупу.
После сеней шла просторная горница, выстеленная дорожками, в которой за столом сидели трое, все каленые: один постарше, лет под сорок, с такой же плешью и кротиным взглядом, как у мужичка (сын или младший брат?) и
— Привет! — поздоровался я.
— Здоров, коль не шутишь! — произнес старший, скорее всего, Деркач. — Кто такой, что надо?
— Потолковать.
Деркач кивнул бойцам и они подошли ко мне.
— Одержись, — предложил один, обладатель царского орешка — фиксы из платины.
Я поднял руки, давая обыскать. Шмонали сноровисто, наблатыкались у мусоров. Фиксатый даже за хуй помацал.
— Можешь подергать, — предложил я.
Он замахнулся — и тут же получил в пасть. Второго я скопытил следующим ударом и снова прорезал в дыню фиксатому. Удар получился славный: фиксатый спиной открыл дверь в соседнюю комнату и растянулся там на полу. «Пиздец, — сказал отец, — пойдет на холодец».
Деркач как сидел, так и остался сидеть, только нож придвинул поближе к руке. Хороший признак. Не люблю истериков, на серьезные дела не годятся. Я сел на стул напротив него и положил руки на стол, чтобы он видел, что пустые, и татуировку. Наколка — это, конечно, хуйня, мусора такую за пять минут нарисуют подсадному. Дальше я собирался представиться, ответить на вопросы, по которым ясно было бы, что я именно тот, за кого выдаю себя, и уже потом перейти к разговору. Еще правильнее было бы прийти сюда с авторитетным общим знакомым, который бы представил меня. Но все-таки малина — не светский салон да и вор должен быть с красивыми жестами типа: дал обшманать себя, а потом отпиздил.
Послышались шаги — кто-то спускался бегом по лестнице в соседнюю комнату, человека два, не меньше. Я сделал паузу, чтобы посмотреть, как поведет себя Деркач. Он сидел спокойно, один глаз щурил на меня, другой — на дверь в соседнюю комнату и вертел между руками стакан, будто хотел стереть грани.
Влетели двое с заспанными мордами, а за ними ввалился, пошатываясь, фиксатый. Одного из вновьприбывших я знал. Кличка у него была Фарисей. Никто из зеков, кроме меня, понятия не имел, что значит это слово, но все считали, что оно подходит блатному, ебанувшемуся на книгах. Сначала его звали Скальпелем. То ли за то, что был длинным, худым и с узкой головой, то ли за любовь к этому режущему инструменту. На зоне он воспылал любовью к книгам, перечитал все, что сумел достать. Братва решила, что он хочет объявить себя Наполеоном и свалить на дурочку. Не объявил, дотянул срок с нами. Подозреваю, что только на зоне, по третьей ходке, он научился читать, а детские болезни тяжело переносятся взрослыми.
— Барин! Сколько лет, сколько зим! — радостно заорал Фарисей и полез брататься. — А я-то думаю, кто завалил Лося?!
—
— Как Лева, а Лева живет нехуево! — сообщил он. Начитавшись книжек, Фарисей полюбил говорить рифмами.
— Спутники не вырезал?
За полгода до освобождения он закатал в хуй четыре спутника. Операция прошла успешно, но хуй, обидевшись, долго не хотел вставать. Зато как висел! Складывалось впечатление, что у Фарисея две мошонки, только одна с четырьмя яйцами. Однажды вечером он заревел на весь барак:
— Встал!
Зрелище было впечатляющим. Залупа терялась между спутниками, казалась лишней.
— Ведите пидора!
Ему, весело смеясь, привели Дюймовочку — малорослого петушка с девичьей мордочкой. Он был так похож на травести, что ебать его — самое правильное дело. Поэтому и пользовался особым спросом среди зеков. Разъебали его так, что геморроидальные узлы на полметра вывалились из очка, пришлось обрезать в живодерне. Дюймовочка вернулся оттуда только сегодня утром. Но кого ебет чужое горе?!
— Не надо, не зажило еще! — хныкал Дюймовочка. — Доктор сказал, чтоб полмесяца, хотя бы неделю…
Увидев хуй Фарисея, он побледнел, как обвафленный.
— Я лучше отсосу, по высшему классу, тебе понравится, — попытался увильнуть Дюймовочка.
— В позу! — рявкнул Фарисей. Было видно, что торопится, боится, как бы хуй не упал.
Дюймовочке дали по организму и засунули головой под нары, в позу «обезьянка на водопое». Костлявая жопа была в два раза уже хуя и подергивалась — очко играло. Большого хуя нечего бояться — очко имеет свойство расширяться.
Фарисей засадил с разгона. Хуй в серево — какое дерево?! Рев Дюймовочки слышали даже в ментовском поселке. На следующий день пидора снова отправили на живодерню, а Фарисей с невинным видом говорил всем и каждому:
— Столько кровищи! Не знал, что он целка!
На мой вопрос Фарисей раскинул пальцы веером и поехал с наигранной обидой:
— Да ты чо?! Тот пан в Польше, у кого хуй больше!
— Что там ваша Польша?! У нашей Катьки пизда больше, — подъебнул я.
— Во-во! — продолжил Фарисей. — Недавно притащили прошмандовку, поставили раком посреди комнаты, ебем по очереди. Я как запердолил ей, а она как заорет: «Если я блядь, меня ногой можно ебать?!»
Дурку эту он, видимо, не впервой рассказывал, потому что, кроме моей вежливости, никто не улыбнулся.
— Ну, давай за встречу, — предложил он, садясь за стол и разливая водку.
Деркач теперь смотрел на меня по-другому, значит, наслышан. И у Лося пропал драчливый пыл. Он помог встать своему корешу и оба сели за стол, но подальше от меня.
Появился барыга, подслушивавший под дверью, и принес еще стаканы и бутылку водки.
— Шибко ты на мусора похож, — как бы извиняясь, сказал он мне.
— Что есть, то есть! — произнес Фарисей и весело заржал. Смешно дураку, что хуй на боку.
Мы выпили, закусили квашеной капустой и вареной колбасой. Бедненько живут ребята.
— Позавчера помеловку подогнали от Мухача, — сообщил Фарисей.
Мухач был его корешем. Перед Новым годом всадил электрод в бочину козлу и заплыл по-новой.