Чкалов
Шрифт:
— Думаем, Валерий, махнуть по кратчайшему пути из Москвы в Нью-Йорк, а для этого нужно добавлять горючки и ужесточать режимы.
— Знакомое дело, — добродушно окал Чкалов. — Запас горючего имей обязательно. И с кислородом не обмишурься, как мы. Бери пример с Громова, чтобы весь полет могли вольготно дышать…
— Учитываем и ваш опыт, конечно.
— Ас кем собираешься? Один? Или вдвоем?
— Думаю, с Мишкой Гордиенко.
— Штурман из НИИ ВВС?
— Он самый, — густым добродушным басом отвечал Коккинаки.
Между тем Пионтковский выскочил
— Тебя ищет Поликарпов. Пошли их к чертовой матери, Валерий! Не нравится мне эта чехарда!
— Юлиан Иванович! — встав, заговорил Валерий. — Ты сам знаешь, что устарел наш «И-16». Поговори с ребятами, побывавшими в Испании. Вилли Мессершмитт, есть тот Вилли! Его «сто девятый» будь здоров орешек! А ты можешь дать мне гарантию, что, проглотив Австрию и закусив чехами вместе со словаками, Гитлер завтра также не наденет на вилку ясновельможного пана Пилсудского, у которого, кроме гонора, ни черта нет? И вот тебе — фашисты у наших границ…
— Но не один «И-180» на свете… — как-то неожиданно и не очень понятно начал Пионтковский и тут же умолк.
— Не понял тебя… — сказал Валерий.
— Александр Сергеевич заложил истребитель…
— Юлиан! Ты знаешь, от закладки в стапеля опытной машины до большой серии времени требуется много. Дай бог, как говорят в народе, чтобы у тебя и твоего талантливого Саньки Яковлева дело пошло на лад! А время упускать страсть как опасно….
— Валька прав! — поддержал Чкалова Коккинаки.
В это время в комнату вошел ведущий инженер по испытаниям.
— Закончили подготовку самолета и оформление документов. Я хотел, чтобы вы посмотрели задание и акты.
— Садись! Дай штаны и унты надену… — спокойно ответил Чкалов.
Валерий, как человек беспредельно храбрый, с доброй, доверчивой душой, уверенный в своем искусстве летать, был спокоен, хотя со стороны следил за поведением молодого инженера. И заметил, что у Лазарева необычно дрожат пальцы и слегка дергаются веки.
— Пока я оденусь, ты, дорогуша, раскладывай свой «пасьянс», раскладывай! — старался успокоить он ведущего инженера.
Тем временем Владимир Коккинаки закончил подготовку к заданию. Взяв кислородную маску, парашют и планшетку для записей в воздухе, он направился к выходу, но у двери задержался и сказал:
— Желаю удачи, Валерий!
Вскоре ушел и Пионтковский, тоже пожелав Валерию успеха. Он еще сказал, что придет посмотреть на его полет.
Валерий, надевая кожаные брюки на гагачьем пуху, похваливал мастеров, создавших такое удобное, теплое и легкое летное обмундирование:
— Что значит золотые руки! В прошлом году на холоде три дня летал — хоть бы что.
Инженер, видимо, действительно волновался и, не разобрав слов летчика, невпопад сказал:
— Сейчас, минутку, я все разложу…
Чкалов, пристально поглядев на инженера, заметил:
— Какой-то ты сегодня чудной! Я говорю: к полету прошлогоднему здорово сделали нам вот это обмундирование, а ты «разложу»… Или не выспался, что ли?
Лазарев махнул рукой:
—
— Слабачок! — усмехаясь, сказал Валерий Павлович. — Ты бы посмотрел на работу ведущего инженера «АНТ-25» Евгения Карловича Стомана! Этот полный георгиевский кавалер и кавалер ордена Красного Знамени, бывший летчик гражданской войны, уже человек в годах, готовя нашу машину в дальний полёт, работал обычно сутками, не смыкая глаз. И только когда нечаянно зацепится за что-нибудь ногой и грохнется на днище самолета, засыпал так, что на носилках уносили в постель…
Подойдя к столу, на котором Лазарев разложил свои бумаги, Чкалов присвистнул:
— Ого! Тут хватит до Нового года…
Инженер растерянно смотрел на летчика.
— Первое, расскажи ты мне, как вы устранили дефект в управлении мотором.
Инженер нашел документ и подал испытателю акт от 14/XII 1938 года, в котором подтверждалось, какие произведены по указанию заместителя главного конструктора переделки управления нормальным газом двигателя.
В заключение было указано, что 14.12 с. г. было произведено испытание управления резкими рывками с малого на большой газ в количестве 20 раз.
Все работало нормально.
Чкалов, положив бумагу на стол, взглянул на ведущего.
— Значит, 20 раз? И все в порядке?
— Да, Валерий Павлович, работало управление нормально.
— Нормально? — спросил летчик.
— Хорошо! — подтвердил Лазарев.
— Положим, что хорошо… — неопределенно сказал Чкалов. — Теперь давай взгляну на акт о готовности самолета к вылету.
Летчик прочитал акт, составленный 14 декабря 1938 года заместителем главного конструктора, ведущим инженером ОКБ [22] , ведущим инженером по производству, начальником ОТК завода и рядом других лиц, в котором отмечалось, что дефекты, указанные в дефектной ведомости от 11 декабря, не могут служить препятствием для первого вылета. В акте говорилось, что машина готова к первому вылету без уборки шасси и с ограничением перегрузок и скоростей. К акту прилагалась дефектная ведомость.
22
ОКБ — особое конструкторское бюро.
Бывают примеры, когда летчика-испытателя обязывают лететь с выпущенными шасси. Такое положение вполне допустимо, но тогда непременно делается оговорка о необходимости убрать шасси в крайнем, аварийном случае. Чкалову же было предложено лететь с выпущенными шасси.
Да, дорогой Валерий, ты, как умный человек и опытный летчик, должен был стукнуть кулаком, как тебе советовали товарищи! Но ты верен долгу, ты храбр беспредельно и искренне патриотичен. Ты веришь людям и вот-вот пойдешь выполнять задание на первый полет, чтобы, как тог взводный, что сидит с горсткой солдат и с винтовками без патронов, первому броситься на врага, увлекая своим примером людей в штыковую контратаку.