Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Наверное, он и не вспоминает об этом. А зря. Потому, как когда-то и его можно тем же Макаром убрать с поста. Все обыденно, все просто".
Только человек чрезвычайно проницательного ума, смолоду изведавший самых сильных дъявольских искушений, может разгадать подлинность намерений своего окружения. Именно таким человеком был
Сталин. Будучи, возможно, и сам сатаной, он преотлично знал, чем заняты головы его соратников. И чтобы не забывались, не мнили о себе
Бог знает что, он время от времени
… Летом 78-го внезапно ушел из жизни секретарь ЦК КПСС
Кулаков. Гадать, кто займет его место не было нужды. По традиции руководил в стране селом выходец из Ставрополья. Сам покойный секретарь в свое время покомандовал тамошним крайкомом партии. В крае издавна сложился обычай опробывать наиболее передовые методы ведения дел в сельском хозяйстве. На момент смерти Кулакова гремел по стране ипатовский метод. Что-то вроде злобинского подряда в строительстве. Поэтому по укоренившейся привычке Москвы назначать на село ставропольца и место Кулакова должен занять секретарь крайкома Горбачев.
По всей видимости 47-летнему Горбачеву с одной стороны и легко, а с другой и трудно было освоиться с новым для себя кабинетом на
Старой площади. Легко потому, как его врожденная обходительность не могла не быть по душе чувствительным, стареющим членам Политбюро. А трудно потому, что разница в возрасте с соратниками Брежнева могла сыграть роковую роль для его карьеры.
…Те, кто в том далеком 78-м году не разглядели в нем могильщика коммунизма в Европе, должно быть предполагали, что с ним
(с Горбачевым) произойдет обыкновенная для партии история. Пройдет время, перспективный секретарь постареет, превратится в дежурного соратника один за одним начавших покидать этот мир соратников. В
78-м никто не мог знать, сколько амбиций скрывалось за любезной предупредительсностью нового секретаря ЦК по сельскому хозяйству"
Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
– У Зямы отец умер. – сказал Шастри.
– Когда?
– Вроде как вчера.
В номер зашел среднего возраста небольшой крепыш с пакетом. В пакете жареная курица.
– Борис Федорович, познакомься с братишкой.
– Манаенков, – пожал руку крепыш.
– Почитай выступление Бориса Федоровича на Пленуме, – Шастри развернул Казахстанскую правду".
– Оставь, – Манаенков выхватил из рук Шастри газету и бросил на кровать.- Лучше выпьем за знакомство.
Стук в дверь.
– Роман? Заходи.
– Рейнгольд Литтман. – пожал руку и сел в кресло высокий, сорока лет, мужик в синем костюме с депутатским значком и медалью "Серп и молот".
– Тоже из Балхаша?
– Из
– Роман, как гегемонится? – спросил Шастри.
– Пойдет.
"Надо сходить к Зямке". – подумал я и спросил Шастри: "Когда пойдем к Зяме?".
– Мы сейчас пьяные. Неудобно. – ответил Шастри. – Давай завтра.
Из-за туманов неизвестно когда улетим. В справочной аэровокзала велели звонить через каждый час. Шастри заночевал у меня. С утра он,
Шеф и я пьем спирт.
Пришел Хаки.
– Слыхали о зямином отце? – спросил Хаки.
– Он умер.
– Не просто умер. – сказал Ташенев. – Ему голову отрезали и унесли.
– Что-о?!
– Да. – Хаки рассказывал с невозмутимостью криминального репортера. – Мать Зямки пришла с работы, на полу везде кровь, а в ванной отец Толика без головы.
– Кто это сделал? – спросил Шеф.
– Сначала думали, что его убили из-за марок… На работе ломали голову: "Зачем и кому нужно отрезать голову старику?". – Хаки поправил очки. – Марки действительно исчезли. Потом доперли, что не марки причина. Потому что вместе с головой, с марками исчез и Валерка.
– Что за Валерка?
– Зямин старший брат.
Господи, только не это… Я про себя молил Хаки замолчать. Мне стало до дрожи нехорошо, и до безумия не желалось верить, что сделал это брат Зямы.
Меж тем Хаки продолжал:
– Шизики они хитрые. Отрезал голову, для вида забрал марки и дал деру…
Бедный Зяма. Бедный, бедный…
– А тебя я знаю давно. – Хаки наконец сменил тему и улыбнулся
Шефу. – Мне мой двоюродный брат рассказывал, как ты в шестьдесят втором вышел драться против Дышлы, Маркина и Нечистика.
– А это что ли… – Шеф усмехнулся. – Нет, с Нечистиком я не дрался. Но Дышлу и Маркина, было дело, я буцкал обоих, а они позвали
Нечистика.
– Все равно. Дышла и Маркин мужики здоровые, мастера спорта.
Раньше Хаки не говорил мне, что он, кроме Ситки и меня, знает со стороны и других моих братьев.
Как там Зяма? Что с ним? Хаки говорит, что от институтских на похоронах был Муля. Толян мужик бывалый. Но такое и не всякий бывалый снесет. О том, что стряслось в его семье не то что говорить не хочется – думать нельзя. .
Гидролизный спирт не только сушит рот, он, как и предупреждал
Зяма, чреват поперечными напряжениями. Пробовал перебить вином, стало еще хуже. Шастри и Даулет на завод ездят без меня. Обливаюсь холодным, липким потом, и мерзну под теплым одеялом. Не сплю вторые сутки. Сверлят думки, плавно перетекающие в кошмарики.
Вспомнил о папе. Надо позвонить домой. Дрожащими руками натянул на себя одежду и побрел на переговорный пункт.
– Как папа?
– Ничего. На следующей неделе выписывается.