Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
– Ай! – Сюндюков отмахнулся от Хаки. – Какая разница?
– Большая разница. – Хаки снял очки. – К твоему сведению, базука это гранатомет. Теперь скажи, что будет с твоей головой, если попасть в нее из гранатомета? Схватишься, как Сомоса, за голову?
– Ну… Не знаю… Отстань!
– Не обращай на них внимания, – смеется Фанарин. – Рассказывай дальше. Что делал Сомоса в Парагвае?
– Приехал со своей бабой погостить на это… как там у них… уикенд, что ли… К своему личному другу Стресснеру.
– Погостил… – Фанарин похлопывает
Сюндюкова угостили горлодером – кубинскими сигаретами "Партагос".
Кто хоть разок затянется "Партагосом" – в пять минут не прокашляется.
– Конечно. – Руфа невозмутимо пыхтит, как Черчилль гаванской сигарой, термоядерным "Партагосом", и не кашляет.
"Знаешь, мне иногда хочется, чтобы прилетела и упала на нас атомная бомба…".
Х.ф. "На край света". Сценарий Виктора Розова, постановка
Родиона Нахапетова. "Мосфильм", 1979 г.
Перестал читать "Советский спорт", "Футбол", бойкот Олимпиады по фигу. "Запустили бы, наконец, американцы по Советам ракеты
"Трайдент", – думал я, – я бы посмеялся". Власть, государство ни в чем не провинились передо мной, но в поисках виновных я горел желанием помочь американцам. Советы только и умеют, что врать и сортировать людей. Фарисеи.
Чтоб им пусто было.
Меня обуяла ненависть к собственной стране.
Опустели наши дворы…
Иоська познакомил с шадрой. У нее маленькая дочь, она разведена.
Привел к Олегу Жукову. Олежка смотрел открытие Олипиады, мы с ней в другой комнате познавали друг друга. Один раз с ней можно, а так, она такая, каких много. На следующий день позвонила, пригласила домой.
Я не пошел.
Взвейтесь кострами, синие ночи…
В колхозе Кемпил зашугал институтских. Ежевечерние поборы проделали значительную работу: деньги кончились не только у
Головина. И если кто-то думал, что Кемпил собирался веселиться на полевом стане до получения расчета, то он ошибался. Кулунбаеву надоело бесцельно гонять по буеракам яйцеголовых, и он, плюнув на план по сбору огурцов, через неделю отбыл домой.
В лаборатории котельных агрегатов так скоро его не ждали, потому-то его появление на стенде застало Ермека Кокеева врасплох.
– Эй, ученый! – отвязался он на Кокеева. – Что вылупился!
– Серик, если тебе деньги нужны, – залепетал Кокеев, – то сейчас у меня их нет.
– Хохол где?
– Логвиненко?
– Ну.
– У себя.
– Деньги у него есть?
– Должны быть.
Ермеку Кокееву тридцать четыре, пришел в институт с алма-атинской
ТЭЦ. Человек он доверчивый, дома у него жена с двумя дочками и он неизвестно почему думает, что с защитой диссертации жизнь его круто переменится. Над диссертацией Ермек парится, не зная перерыва. Сам по себе он не трус, но при появлении Кемпила теряется.
У кандидата наук Натальи Васильевны Баумгартнер взрослый сын. Ей хоть и за сорок, но личико у нее молодое. Наталья Васильевна на месте не сидит, бегает с бумагами
Кемпил поднялся на третий этаж. Впереди вышагивала твердой походкой сэнээс Баумгартнер. Кулунбаев догнал женщину и, положив ладонь на ее пухлое место, ласково сказал:
– Наташенька, пошли со мной.
Наталья Васильевна с воплями оторвалась от Кемпила, вбежала в комнату к мужикам и закричала:
– Ребята, меня хочет изнасиловать Серик Кулунбаев!
В критические дни, главное, не поддаваться панике. Володя
Логвиненко и Рахимжан Орумбаев это хорошо понимали, понимали они и то, как легко перепутать галантность с грязными намерениями.
Потому они тоже вскрикнули. Вскрикнули, легко понять, желая успокоить, подбодрить женщину, но их поддержка выглядела так, как будто они орали "Кыш!".
Логвиненко и Орумбаев замахали на Баумгартнер руками.
– Наталья Васильевна, Серик шутит!
На женщине лица нет.
– Да вы что?! Он меня за дверью ждет!
Пошатываясь, в комнату вошел Кемпил.
– А вот вы где!
Наталья Васильевна юзом протиснулась к двери и выбежала из комнаты.
– Хохол! – заорал Кулунбаев. – Деньги есть?
– Три рубля.
– Гусогон! Давай пять!
Володя Логвиненко и Рахимжан Орумбаев помладше Ермека Кокеева.
Тоже пахари. Володя мужик крестьянского типа, упертый. Рахимжан парень осторожный, ни с кем не ссорится. Физически оба не слабые. С блататой на производстве не сталкивались и им не дано сообразить, что Серик Кулунбаев обыкновенный артист, добрая душа, которого легко притормозить, замахнувшись разок мозолистым кулаком. Но Логвиненко и
Орумбаев, увлекшись любимым делом, потеряли представление о жизни за окнами института и не знали, какая она нынешняя молодежь.
В комнату заглянул Серик Касенов.
– Кемпил у нас пургу наводит.
– Как население реагирует? – спросил я.
Касенов разбалделся.
– Пересрали.
– Пойти, поглядеть что ли?
– Погоди, – остановил Касенов. – Пусть сначала бабки соберет.
В дверь просунул голову Рахимжан.
– Бек, успокой Кулунбаева.
Вообще-то ни для кого не секрет, кому обязана лаборатория котельных агрегатов новым лаборантом. И Логвиненко прикидывался, что не знал, но сейчас, когда импровизации Кемпила грозили обернуться черт знает чем, он попросил Орумбаева обратиться за интернациональной помощью.
– Рахимжан, вы его не бойтесь. – сказал я.
– Да мы его и не боимся.
– Правильно. Будьте с ним поласковее. Серик ранимый.
– Бек, завязывай балдеть.
С Рахимжаном я прошел к котельщикам. Кемпил с кем-то громко ругался по телефону. Логвиненко склонил голову над синькой с чертежами.
– Серик, положи трубку, – сказал я.
– А? Что?
– Говорят, ты тут зихеришь.
– Кто говорит?
– Не важно. Будь хорошим мальчиком.
– Как скажешь, – Серик Кулунбаев вытянул руки по швам.