Чм66 или миллион лет после затмения солнца

Ахметов Бектас

Нина Ивановна во дворе разговаривала с главврачом психушки.

Приехала скорая. Санитары подвели Ситку к машине и уложили на носилки. Лечащий врач протянула фельдшеру пакетик.

– Вы только не нервируйте Улана. Он хороший… – Нина Ивановна хлопотала о Ситке так, как будто передавала скорой помощи не шизика, а пострадавшего от обвала в забое передовика-шахтера. – Если он возбудится, сделайте укол седуксена…

Рафик скорой уже выезжал из ворот больницы, когда мама злобно посмотрела на меня и крикнула:

– Что

стоишь?! Езжай с ним!

Я влез в рафик и сел возле Ситки. Брат потерял сознание.

Девушка в сети

Я позвонил Кэт.

– Ты наверное слышала, что у меня есть больной брат

– Слышала.

– Он умирает.

– Что с ним?

– Кишечная непроходимость.

– Я думаю, для вас было бы лучше, чтобы он умер. И для него, думаю…

Лучше бы тебе вообще не думать…

Ночью Хаджи и я пошли в больницу. Был первый час и мы долго стучали в двери хирургического отделения. Вышла медсестра и сказала, что Ситке сделана операция и сейчас он спит.

Белое Солнце пустыни…

Проснулся в полвосьмого и позвонил в шестое отделение.

– Здравствуйте, Нина Ивановна. Это брат Улана.

– Вам известен результат? – спросила лечащий врач.

– Нет.

– Улан умер.

– Хорошо.

– Чего ж хорошего?

Я сказал "хорошо" не в смысле хорошо, что Ситка умер, а в смысле

"понял". Но объяснять некогда, надо подготовить родителей.

Я положил трубку.

Чааашма…

Бахтишке за письменный экзамен по математике поставили банан.

Вместо Риги он уезжал обратно в Ташкент. Звонила Роза. Беспокоится, что на следующий год Бахтишку могут забрать в армию. Там вполне возможно угодить и в Афганистан.

В сентябре 1995-го Роза вспоминала 1961-й год:

– Я спросила твоего отца: "Дядя Абдрашит, а кого вы из детей больше всего любите? Наверное, Бектаса… Он же самый маленький.

Нет, – сказал дядя Абдрашит, – Улана".

…Дядя Боря разговаривал с нашим земляком.

– Абдрашит Нуртас туралы але бильмийма? – спросил земляк.

– Сезвотыр, – сказал дядя Боря.

Папа сидел в кресле и качал головой:

– Улан умер, а я живу…

Из кентов с похоронами больше всего помог Пельмень. Варвар посочувствовал:

– На твоем месте я бы уже сошел с ума.

Спасибо, друг. Без тебя бы я сам не догадался.

Больше всех испереживалась за папу Карашаш. Она и с Ситкой обращалась внимательно, терпеливо слушала его измышления.

Суетилась возле мамы Магриппа Габдуллина. Она недаром говорила мне, что если кто-то кому-то и нужен, то это неспроста.

Через два дня после похорон она заговорила с мамой о своей племяннице Акбопе. Племянница Магриппы приехала из Кокчетавской области и работала в библиотеке Пушкина.

– Квартира пустует. Квартплату платить надо? Надо. – Соседка говорила вещи здравые. – Моя Акбопе без жилья. Пусть поживет в квартире Жантаса?

Квартплата за

однокомнатную что-то около восьми рублей. И по тем временам за такие деньги рисковать квартирой мог только откровенный лопух. Тем не менее, матушка, которая привыкла сама накатывать других, изменила себе.. Изменила себе не потому, что жадность фрайера губит, или потому что муж Магриппы человек влиятельный, и жена завкафедрой казахского языка и литературы кроме того что женщина большой рассудочности, но и вроде как верная.

Пустующая квартира на переговорном пункте привлекала внимание чужой глаз, государство могло затеять тяжбу по ее отъему по первому сигналу соседей.

В свою очередь меня угнетало, что и квартира родителей выглядит нежилой. Потому пусть себе в джоновской хате живет племянница

Магриппы. Пока Джон живой, отнять у нас ее по закону нельзя, но все равно было бы лучше, чтобы квартира не пустовала.

Что до Акбопе, то она тоже не похожа на злоумышленницу.

Придурковатые, навыкате глаза? Ну и что? Мамбаску надо только вовремя осаживать, ставить на место и будет порядок.

В глубине души матушка, как и папа, любила Ситку Чарли больше всех нас. Как человека, она видела и знала меня лучше всех на свете.

Кто я был для нее? Последней ставкой. Не более того. Потому ничего в том удивительного нет, что уход Ситки надломил ее.

– Если бы ты не поехал проводить Улана в больницу, я бы убила тебя! – сказала она, придя в себя через месяц.

Она напускала непонятку. "Ты не заметил, как сильно дул ветер на кладбище?" – спросила она.

– Ничего я не заметил. Отстань! – ответил я.

Пришло письмо от Доктора.

"Булат Сужиков в лагерной библиотеке прочитал некролог в "Казак адебиеты"… Мама, тебе трудно, но надо держаться. Десятого октября я возращаюсь домой.".

Я – это ты,

Ты – это я…

Бирлеса Ахметжанова вслух я не называю Дракулой. Вдруг обидится.

Хороший, безотказный парень. Он приходит без меня и часами болтает с матушкой.

Нравится и то, что Бирлес парень любознательный. Вырос он в сельском интернате, но читает газеты, литературные вкусы сложились под влиянием книг Сатыбалды и Аблая Есентугелова.

– Это мои любимые писатели. Советую и тебе почитать их… – говорит он.

В комнате, которую он занимает в квартире у тети, на пианино фотография матери. Хорошее лицо у мамы Бирлеса.

– Почему я не вижу фото отца? – спросил я.

Бирлес сказал что-то вроде того, что снимков старшего Ахметжанова не сохранилось. Странно. Скончались родители в один год, а уцелели фотографии только матери.

Шарбану по прежнему директор школы рабочей молодежи. Среди старшеклассниц она подыскала для мамы помощницу. Ей что-то около 25 лет, зовут Гульжан. Телосложением Гульжан с Эдит Пиаф, горбится, черты лица мелкие, и такие же, как у певицы, редкие волосы.