Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
– Берька, – сказал я Пельменю, – поезжай на жанатурмыские дачи.
Разыщешь там Доктора, потом смотайся к Вовке Короте. Он работает в какой-то экспедиции рядом с остановкой "Новостройка".
– Эту экспедицию я знаю.
– Привези обоих.
Пельмень плутал с час по дачам, Доктора не нашел, но Коротю привез.
Сайтхужинов помогал Большому с оформлением паспорта, за Нуртасеем поехали Мурка Мусабаев, Витька Варвар, Серик Касенов, Хаки, двоюродный брат Коля и еще какие-то родственники.
За
Каспаков молчал, Шастри сказал два слова: "Будь крепок", Руфа говорил, что ничего не поделаешь, надо теперь думать родителях, потому правильней было бы не изводить себя.
Гроб внесли и поставили на стол в маминой комнате. Шеф закрыт красным плюшем.
– Я хочу посмотреть на него.
Тетя Загиля протестующе подняла руку.
– Может не надо?
– Нет, я хочу посмотреть.
Тетя Загиля открыла лицо. Да, это Шеф. Под правым глазом две или три открытые, вывернутые наружу, ранки.
Никакой вони, никакого постороннего запаха от Шефа не исходило, но я не решился поцеловать.
В пятницу после обеда Каспаков пришел с Надей Копытовой, Ушкой,
Алимой и Умкой.
Я рассказывал женщинам о милицейской засаде.
Каспаков перебил меня: "Как ты выражаешься? Менты, стволы… Что, других слов не знаешь?".
Умка набросилась на него:
– А ну прекратите! Вы куда пришли? Нашелся тут… Святоша!
Я вышел из комнаты. Прикрыв дверь, за мной проследовала Таня
Ушанова.
– Ты не обижайся на него. У Жаркена неприятности. Позавчера его сняли из секретарей партбюро.
– Я не обижаюсь.
Дверь в столовую распахнулась. Мама пошла на кухню. В комнате продолжала бушевать Умка.
– Я с Нуртасом встречалась один раз. Мне этого было достаточно, чтобы увидеть и понять, что он настоящий мужчина. И вам, дорогой
Жаркен Каспакович, прежде чем открывать рот, советую думать.
Каспаков молчал.
– Мне ли не знать, что вы за человек? – спросила Умка и сама же ответила. – Лицемер с партбилетом, – вот вы кто!
Мурка Мусабаев провел две последних ночи у нас. Прощаясь сказал:
"Ты это… Со своим горем ни к кому не лезь. Люди не любят этого…
А я… Я больше к вам не приду".
В субботу распогодилось. Я открыл окно. Светило Солнышко, теплынь. Под окнами с цветами прошел мужчина с цветами, дверь в продмаге через дорогу не закрывается.
8-е марта.
В комнату зашла мама.
– Собирайся. Поехали к отцу.
– Я не поеду.
– Кому говорят: поехали!
Решено, если вдруг папа спросит, отвечать, что Шеф завербовался и уехал неизвестно насколько в дальние края.
В одной палате с папой пожилой русский. К нему пришли жена, дочь со
Глава 37
… Целовались вдвоем
…Я открыл дверь. На площадке в синюшных потеках с шапкой в руке
Сашка Соскин. Сто лет не виделсь.
– Откуда узнал? – спросил я.
– В цветочном сказали.
– Слушай, это не ты случайно с Нуртасом приходил к Большому?
– Я, – ответил Соскин.
Телевизор был включен и Сашка ни с того ни сего стал подпевать певцу из праздничного концерта.
– Потом что?
– Потом? – переспросил Соскин и ответил. – Все эти дни я был вместе с Нуртасом. Ездили к Короте за деньгами.
– И…?
– В час или в два я ушел домой.
– Двадцать седьмого?
– Двадцать седьмого.
Соскин ушел и оставил меня без курева – после него я не нашел пачки "Казахстанских", что лежала на телевизоре.
Умка принесла блюдо с чак-чаком.
– Тетя Шаку, семь дней давно прошло, но все равно… Символически.
– Спасибо.
– Тетя Шаку, а жалко, что муллу не пригласили.
– Наверно.
– Если бы мулла прочитал намаз, стало бы легче.
– Возможно.
Доктор, как говорил Шеф, в город приезжает часто. Если он до праздника наведался в центр, то ему все известно. Нет, он еще ничего не знает. Знал бы, – обязательно пришел домой. Хотя… "Он то знает, что было до 27 февраля, – подумал я, – потому и не приходит домой".
Ближе к ночи пришел Большой.
– Эдик, приходил Соскин.
– Кто это?
– Помнишь, ты рассказывал, как Нуртасей приходил к тебе с каким-то соседом Сашей?
Большой наморщил лоб.
– Да, да. Мне он сразу не понравился.
– Он говорит, что был с Нуртасом все эти дни. И в тот день ушел с квартиры Меченого в час или в два.
– Может быть. Ты мне скажи: где Доктор?
– Не знаю.
– Что он делает? – Большой стучал пальцами по столу. – Про
Искандера что знаешь?
– Сидит.
Водка помогала плохо. И пьяному, и трезвому снился Шеф. Он лежал с запрокинутой навзничь головой в огороженном штакетником, палисаднике, у заброшенного домика, в густой траве. Лежал с пустыми глазницами и еле слышно разговаривал со мной. Разобрал только одну фразу: "Вот видишь…".