Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Помогают только тем, кто работает. Проделать за просто так чье-то дело могут в том случае, если с человека есть что взять. Или, если этот человек женщина, чья красота толкает на самопожертвование.
Марадона женщина интересная, потому как о ней можно много рассказывать. Ей и перемывают косточки женщины, общительность
Марадоны раздражает Темира Ахмерова. Единственно кто расположен к ней, так это Таня Ушанова. Ушка требует от младших по возрасту женщин лаборатории понимания порывов души заместителя секретаря комитета. Младшие женщины плохо слушаются Ушанову.
С Марадоной можно часами говорить
На людях она проводит время за разной чепухой. Гадает по руке, читает вслух сонники, играет в балду. Чтобы позаниматься дома, так на это у нее вообще нет времени. Скажете, ничего страшного? Кэт с
Орловски тоже ведь часами играют в балду. Но подруги ни на что не претендуют, ученые степени с партийной карьерой их не интерсуют.
Чего у Марадоны, при лености ее натуры, не отнять так это цепкости. Она хорошо запоминает чужие тексты, ее не переспоришь. Не беда, что не понимает о чем говорит, – тараторит она так, что легко убеждает слушателей в знании предмета.
Привлекательна Марадона на любителя. Один из таких любителей
Макс, который пишет ей стихи и может долго молчать в ее присутствии.
Макс тот человек, который бы бросил все на свете и поработал над ее диссертацией. Но он теплофизик и ничего не имеет против, если
Марадона кого-нибудь запряжет. Обоим далеко за двадцать, а с удовольствием смотрят кино про любовь в девятом классе. И он, и она с вниманием слушают мои пьяные измышления.
Марадона по необразованности полагает, что я знаток энергетики и рассчитывает на меня. Я не переубеждаю ее – все равно не поверит или подумает, что не хочу помогать – и иногда даю ей советы общего характера.
… Ветер Северный… Этапом из Твери…
Шестилетняя девочка на кухне тихо, как мышка, ела торт. Гости, а это матушка, тетя Шафира, Кул Аленов, Серик Касенов и я, сидели в зале. Знакомство, или сватовство, называйте как хотите, протекало в молчании.
Отцу Айгешат пятьдесят. Молодость свата матушке нравится. Еще ей по душе, что он ученый.
Тот факт, что отец будущей снохи уйсунь ее не смущает. "Уйсуньден шинде коп жаксы адамдара бар". – мама на ходу изменила предубежденности против старшего жуза и играет в любимую игру под названием "объективность".
Меня терзала готовность родителей Айгешат отдать дочь за меня и я думал о девчушке, поедавшей торт на кухне.
Мужчина не станет вспоминать об оставленном родном ребенке, если на то его не подвигнет новая женщина. То есть, кровь на то и кровь, но на первом месте у мужчины стоит только женщина и если он по-настоящему к ней тянется, то легко забудет про тезис о том, что чужие дети никому не нужны. Дагмар может и ничего не скажет, если в доме деда с бабкой поселится отцовская падчерица, но это ничего не значит. Мысль об обделенности собственной дочери замучает, доконает меня. Шеф спрашивал, на кого похожа Дагмар? Сейчас Дагмар, уже не отдаленно, сильно похожа на Шефа. Дочку Айгешат зовут Панекой. Она хоть и была тогда маленькой, но кого-то мне напоминала.
Айгешат меняла тарелки, я посматривал в сторону кухни. Что получается? Получается,
Нехорошо так думать о людях согласных отдать родное дитя психу. Но как прикажете о них думать? Может они думают, что пронесет? Я псих?
Псих не псих, но что психопат это точно. Потом мне удобно и привычно, что за меня решают другие. Это тоже не украшает меня.
Мы вернулись из поселка домой и когда мама сказала: "Ты обратил внимание, какая у Айгешат дочка?", я обрадовался: "Девочка будет жить с нами" и тут же позабыл, как думал о Дагмар и представил, что в нашем доме поселится маленькая девочка. Такая девочка оживит нашу жизнь.
"При возвышении работа над собой не прекращается, а приобретает странные, на первый взгляд, непонятные формы. Человек начинает много читать исторических книг про походы, набеги, про личную жизнь царствующих особ.
В чтении исторической литературы, вознесшийся над толпой, человек одержим разгадкой философского камня обретения и удержания власти. Любой большой или маленький диктатор неосознанно отождествляет себя то с Македонским, то с Чингисханом, то с
Наполеоном, то еще бог знает с кем.
Про создателей империи историки, писатели насочиняли много небылиц, выдумали немало ситуаций, сомнительной достоверности которых мы не придаем значения из-за гладкописи изображаемого. В единственном историки и писатели правы. Свое могущество, неограниченную власть правители никогда не употребляли на благо народа, отдельного человека.
Рядовой гаржданин всякий раз, – а что ему еще остается делать?
– наивно рассчитывает, что вот на этот раз витийствующий с трибуны митинга – страшно симпатичный оратор, говорит наконец как раз о том, как помочь ему, рядовому обывателю.
Сменяющие друг друга поколения, из века в век пребывают в постоянном заблуждении, что власть находится в беспрестанных раздумьях о том, как облегчить участь подвластного населения.
Посмотрели бы они, чем в действительности озабочены небожители.
Наверху не до народа. И не по причине черствости, толстокожести власть имущих. И не дворцовая чехарда, не борьба за власть отвлекают правителя от дум за народ.
Человек по определению Создателя не имеет права управлять себе подобными, придумывать за них законы людского сожительства, имеющие выгоды только для обитателей политического Олимпа. В выгоде большой для правителя создавать для своих подданных только лишь такие условия, при которых народ не ропщет, не поддается смуте, искушению проверить на прочность власть.
О народе сатанинские слуги вспоминают и произносят нужные слова с трогательной теплотой, когда им требуется во что бы то ни стало, на плечах затурканного населения завоевать или удержать власть.
Таковы неискоренимые свойства человеческой души, имеющей обыкновение быстро забывать о том, кому обязан своим восхождением тот или иной одержимый величием правитель.
Во всяком ровном, без ощутимых шероховатостей, скажем, как у меня, продвижении наверх накапливается большой потенциал для разочарований, после того как судьба неожиданно, как гром среди ясного неба, ставит перед жесткой необходимостью смириться с переменой участи".