Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
В чем я обнаруживал родство душ с Авлуром? Тесть, как и я, любит поговорить о полезности для общества дураков. Их ему привычней величать серостью. Тогда непонятно, почему он считает Алдоярова достойным почитания? Возможно, чего-то я не замечал в нем, возможно тесть и домашние скрывали от меня другие его основополагающие признаки, по которым насмешки над главой семейства в доме напрочь исключались. Только от проявлений его исключительности мне иногда становилось худо до задумчивости. Неужто и из меня умищее прет?
С другой стороны,
Айгешат. Кроме оговорки с "баракашками" существенных проколов за ней я более не наблюдал. Вот ее старшая сестра Нурсулу, так это да. Все делает невпопад, болтает что попало. Айгешат оправдывала сестру, говорила: "Люди – разные".
Авлур раздражен угловатостью старшей дочери и при посторонних отвязывается на Нурсулу. Ей хоть бы что, без зазрения совести продолжает шланговать.
С сыновьями Авлур обходится бережней. Старший сын Ганнибал студент политеха, младший, Бекун учится на физфаке КазГУ. Айгешат уверяет, что они держат вышку в поселке. Надо же. С виду ребятишки тихие, категорически не пьют. В мои времена такие не верховодили.
В связи с переменами в личной жизни и переживаниями с ними связанными, мама через бухгалтера Литфонда Фариду Абдрахмановну устроила меня в местный Дом творчества писателей.
Дом творчества открыли летом. Корпус построен на территории садоводческого товарищества литераторов. В двадцати метрах дачи
Есентугелова, Такибаева, Ахтанова, Мауленова. Как и в обычном Доме творчества, здесь тоже четырехразовое питание, биллиардная. По форме обычная гостиница в черте города.
Из знакомых отдыхали Сатыбалды, Кайрат, с которым я ездил в 69-м в Коктебель и Бекен Абдразаков из соседнего дома. Поэт Абдразаков родом из Чимкента, по натуре мужик откровенный, громогласный.
Поддатый любит позихерить. Здесь он режимит, ведет себя тихо и незаметно. С остальными знаком заочно, по фотографиям из справочника
Союза писателей.
Телефон на столике дежурной один на весь корпус. Разговорились.
Девица жалуется: затаскали ее писатели по номерам. Третьего дня возникла ссора мэтров из-за очереди на нее. Директор Дома творчества ругается, грозит в случае повторения литературных беспорядков увольнением. Она то тут при чем? И работать невозможно, и ничего не поделаешь. Быть музой для всех может и почетная участь, но и, прямо скажем, нелегкое и противное занятие. Только поспевай обслуживать чужое вдохновение. С другой стороны, жалеть девицу не за что. Она знала куда шла.
Сатыбалды здоровается небрежно. Мысленно я на него навалил. Кто он такой? Он обедает за одним столом с Г.М. Последнему за 80, ему одному дозволяется курить в столовой.
Дважды проведывала Кэт. Падкая она до удобств. В первое посещение внимательно осмотрела комнату, ванную. Проверила диван на упругость и предложила выпить за то, что бы у меня всегда был отдельный номер.
Приезжала с товарищеской целью вместе двоюродной сестрой Дилькой
Марадона. Полутатарке Дильке 23, в этом году окончила медицинский.
Девчонка современная. Пошли с ней в магазин за пузырем и она не побоялась из под носа продавщицы увести банку рыбных консервов.
Голодной медичка не была, скучно ей.
Жизнь и без того скучная штука, здесь тем более. Живешь ожиданием завтрака, обеда и ужина. Весь день, как и все предыдущие, пролежал на диване с книгой. Время от времени смотрю с балкона на бетонный забор в глубине сада. За забором территория погранучилища, по ночам там лают собаки. Собаки лают, время идет. Чего я жду? С тем же успехом мог валяться у себя дома.
После работы подъехала Айгешат. Вслед за ней, минут через пять, подвалил с кадрухой Кул Аленов. Кадруху зовут Люда. Молодая девица, ровесница Айгешат. Кул парень железобетонно рациональный, но в этот вечер был дамским угодником. Выбрал из кучи куриных костей крылышко и поднес к пухлым, блестевшим от жира, губам молодки: "Кушай, крестьянка". Барышня-крестьянка скушала крылышко и не нарадуется предупредительности Аленова: "Кул, ты умеешь ухаживать за женщиной".
Айгешат прищурившись, наблюдала за воркованьем голубков и когда
Аленов подмигнул мне "Сваливайте!", тяжело вздохнула.
Мы прогуливались по темному саду. Айгешат позвонила матушке и сказала, что останется у меня до утра.
– В холле меня расспрашивал о тебе один человек. Говорит, что когда-то жил в вашем доме. – сказала она.
– Сатыбалды что ли?
– Наверное.
– Что ему надо?
– Расспрашивал о твоих братьях.
Зверек, как и я, ожиданьем живет.
Не он один. Мама зря пускает домой Шарбану. Сестренка пришла к нам обмывать сноху. И пока матушка занималась в столовой гостями,
Шарбанка, на пару с Баткен, усиленно просвещали Айгешат на кухне о специфике нашего семейства. Строго говоря, они говорили правдивые, объективные вещи. Особенно касательно того, что я забросил папу.
Другое дело, почему они решили, что в лице моей жены нашли союзника?
Айгешат передала наставления тетушек свекрови и вдобавок не постеснялась рассказать, что Шарбанка стырила пару пузырей шампанского. Мама – ноль внимания. Родственников можно ненавидеть, но общаться нужно обязательно.
Айгешат живет нашими заботами. Об этом пять лет назад я и не мечтал. Что мне не хватает? С Кэт мы разные. Настолько разные, что иногда думать страшно. Она предатель. Предатель, не потому что изменяет мне и мужу, – с кем не бывает, – а потому что спит с моими друзьями. Да и вообще сравнивать ее с Айгешат невозможно. Различного ряда женщины. Такой женой как Айгешат, говорит мама, гордиться надо.
И добавляет: "Ты с жиру бесишься". Жена ухаживает за папой, боготворит матушку, ни в чем мне не перечит. Бедная Айгешат… Мама права. Я с жиру бесюсь. Но дело не в этом. Тогда в чем же дело?