Чм66 или миллион лет после затмения солнца

Ахметов Бектас

На кухне Доктор пил воду.

– Я хотел тебе сказать…- я присел напротив, соображая как получше объяснить положение.

– Хочешь ее вые…ть? – продолжил он за меня начатую фразу.

– Д-да…

– Залезай молча на нее и е…

Легко сказать "залезай молча". Так я не умею. Я продолжал дуреть еще около часа, покуда не вернулись из гостей родители.

…Прошел год. Я почти взрослый и укрывал ее не спеша, аккуратно.

Она показывала, где, в каких местах надо подоткнуть одеяло. Я старательно выполнял ее указания

и пытался проделывать, не выдавая, что творилось со мной, с деланным безразличием. Она что-то почувствовала, почему, наверное, не глядела на меня. Мне показалось что она… Да, мне отчетливо привиделось, что она ждет моих приказаний.

Неужели все сейчас будет? Я ушел в столовую. Включил телевизор, снова зашел в детскую. Она все так же лежала и читала. Подай же знак, дорогая!

Я метался взад-вперед, а она читала и читала.

Ну что тебе еще нужно? Какой еще знак?

Раздался звонок в дверь. Пришли отец с Сатыбалды. Через пять минут ввалился пьяный Доктор с другом Булатом Полимбетовым. Папа набросился на Доктора с кулаками. Сатыбалды заторопил жену: уходим домой.

Чтобы она смогла одеться, писатель поднял как ширму покрывало. Он закрывал ее от нас. Но она же была в комбинации – все равно что в платье. Что тут такого, чтобы можно было от кого-то что закрывать?

Однако он скрывал от нас то, что я видел свободно и чего, невзначай и намеренно, касался пальцами, когда укрывал ее от холода каких-то полчаса назад.

Она одевалась и глядела куда-то вниз.

Только сейчас до меня дошло, почему у меня звенело в ушах: "Ну что тебе еще нужно?".

"Сенатор Барри Голдуотер на истерической высОте!" – с ударением на втором слоге в последнем слове газетного заголовка Ситка возвещал о начале нового этапа войны во Вьетнаме.

Голдуотер предлагал сбросить на Ханой водородную бомбу и Ситка верещал от восторга. "Генерал Уэстморленд и министр обороны

Макнамара ребята бравые, но до Барри им далеко". – улыбался Ситка

Чарли.

Брат противоречил себе: не любил Роберта Рождественского и при этом наизусть декламировал его стихи из американского цикла; хвалил

Евтушенко, но не помнил за поэтом ни одной строчки, ни одного слова.

Почему произошло именно так, как произошло?

Я не пошел на улицу. Дома Ситка и я. Брат вновь входил в кризис.

Бродил по коридору, разговаривал сам с собой, смеялся и напевал:

"Цветок душистых прерий…".

Я включил телевизор. Подошел Ситка, спросил: "Что за фильм?".

Я сказал:

– Ты не будешь смотреть. Коммунистическая пропаганда.

– Как называется?

Я сказал.

Ситка направился к двери, но тут же остановился, повернулся ко мне и неожиданно сказал:

– Тебе стоит посмотреть это кино.

– Ты его видел?

– Видел.

– Иди ты…! – Я привстал со стула. – Досмотрел до конца?

– До конца.

У меня опустились руки.

– Как

же так… – Я растерянно смотрел на Ситку. – Это же две серии…Фильм советский…

Ситка качнул, слегка наклонившись ко мне, головой.

– Фильм не совсем советский. – усмехнулся Ситка Чарли и пояснил. Фильм начинается с "Аван ду сэй". Не прозевай…

"Аван ду сэй?". Понятно. Так бы сразу и сказал".- подумал я и успокоился.

Фильм назывался "Мне двадцать лет".

Я начал смотреть и прозевал "Аван ду сэй". Ничего не происходит.

По пустынным улицам идут трое солдат. Останавливаются, закуривают.

Что-то обязательно должно произойти. Без этого фильму никак нельзя.

Валентин Попов должен что-то сделать, что-то предпринять.

У Попова хорошее лицо, чистые глаза.

Первомайская демонстрация… Марианна Вертинская отпускает воздушные шары. Они летят в небо… Откуда взялся Попов? До этого я никогда его не видел.

"- Это твоя жена?

– Нет, сестра.

– Сестра? – переспросил солдат. – А как ее зовут?

– Верка.

– Вера, – повторил солдат. – А где мать?

– На дежурстве.

– И ты работаешь?

– Да.

– Слушай, я никогда не думал, что у меня будут двое таких ребят.

Ты меня хоть немножко помнишь…?

…Блиндаж расплывался, уходил в небытие…

"Как мне жить, скажи…"

– Сколько тебе лет? – спросил солдат.

– Двадцать три.

– А мне девятнадцать.

– Как жить? – повторил Попов.

"С каждым днем расстояние между нами будет увеличиваться…".

Блиндаж пропал.

Из актеров я запомнил только Попова и Вертинскую. Спустя двадцать два года узнал, что, оказывается, в фильме снимались еще и Губенко с

Любшиным. Странно, как я не запомнил их.

Попов все время разговаривал. С друзьями, с самим собой. Он разговаривал сам с собой, когда шел по Москве, когда сидел ночью на тахте и курил.

Он разговаривал, уворачивался от встречных прохожих, останавливался перед светофором и разговаривал.

О фильме я никому не рассказывал. И не хотел рассказывать. Да и попытался бы рассказать – ничего бы не вышло. Как рассказать то, что не расскажешь?

Глава 7

– Вы тетя Шаку? – в дверях стояла худенькая девушка. – В

Советском райзагсе вас ждет Роза…Она выходит замуж и просила вас прийти…

– Ой бай! – Мама всплеснула руками и побежала в ЗАГС. Я не догадался пойти и поздравить Розу. Не догадался или не захотел? Не знаю.

Я пошел на зовет. Вернулся и на кухне застал Розу. Она мыла посуду. Гости разошлись. В столовой папа разговаривал с Хаджи, мужем

Розы.

Я сопел за столом. Укладывая тарелки в стопку, Роза спросила:

– Тебе не нравится мой муж?

Я промолчал. Не то, что Хаджи, – любой ее муж не мог мне нравиться.