Чокнутая будущая
Шрифт:
Ветер гонял редкие тучи по серому хмурому небу.
В больничном скверике деревья теряли свою листву.
Половина седьмого. Еще слишком рано, или у нормальных людей уже прозвенел будильник?
Я вздохнула и набрала Антона.
— Мирослава? — совсем недружелюбно буркнул он.
— Ночью у Алеши был обширный инфаркт, — устало сообщила я. — Делали коронарное шунтирование. Сейчас он в реанимации, меня туда не пустили. Если все будет нормально, то в палату его переведут через пару дней. Сейчас я еду домой, пятая горбольница.
— Он в порядке? —
— Прогнозы хорошие.
— Понял. Еду.
— Ага, — я отключилась и побрела к остановке.
После длинной бессонной ночи меня чуть знобило. Мысли метались бестолковые, отрывочные. Надо ли отменить всех моих клиентов? Смогу ли я добиться, чтобы мне позволили остаться у Алеши в палате? После шунтирования нужен уход, я знала об этом многое — бабушка тоже сильно болела. Как устроить все наилучшим образом? Сколько денег у меня отложено?
В теплом троллейбусе меня разморило. Я клевала носом и даже не собиралась реветь.
Всякое ведь случается, и такое тоже.
Глава 18
Как человек влюбляется в человека? Я имею в виду, должна же быть какая-то внятная причина.
Люди говорят о неуловимой химии, например. Запахе или выражении глаз, улыбке или ямочках на щеках, тембре голоса или еще каких-то глупостях, от которых екает сердце.
У меня оно екало, когда Антон произносил мое имя. У него это получалось невероятно интимно и в то же время так, как будто я была действительно важна.
Но, разумеется, это не могло быть причиной для любви.
Я влюбилась в него из-за еды.
И если вы себе сейчас представили что-то романтичное, вроде ужина в Париже или завтрака в Венеции, то немедленно перестаньте. Это была безвкусная и диетическая еда, без соли и на пару. И она предназначалась не мне.
По правде говоря, в эти месяцы я влюбилась в Антона трижды, и каждый раз у меня была вполне конкретная причина.
Тогда, когда у Алеши случился приступ, Антон приехал в больницу и сразу все разрулил. Договорился о платной палате, пообщался с лечащим и главным врачами, подкинул медсестрам и санитаркам конвертики на шоколадки.
— Ты можешь остаться сама с Лехой, — сказал он мне, — а можно нанять сиделку. Как тебе будет удобнее?
Мне?
Удобнее?
Разве сейчас время задавать такие вопросы?
— Я останусь сама, конечно, — ответила я, — не волнуйся, у меня есть опыт ухода за больными.
— Позвони, если тебе куда-то понадобится или если устанешь, я на подхвате, — попросил Антон и повесил трубку.
Это было непривычно.
Когда заболела бабушка, я была совсем одна — юная, все время напуганная и ничего не понимающая.
Оказывается, это очень важно — не оставаться одной в беде.
Я и раньше знала, что Антон очень ответственный человек, но знала это теоретически. На практике оказалось, что это как огромный зонт, который прикрывает тебя от ненастья.
Через пару дней Алешу перевели в палату, и я переехала туда. У меня была вполне сносная кушетка и сотня книжек на читалке,
Что может быть проще пребывания в больнице, особенно, если сама ты здорова? Не надо никуда бежать, не надо ни о чем думать, это как будто ты едешь в поезде, и мир становится маленьким и спокойным.
Но вскоре оказалось, что моя бабушка была сущим ангелом по сравнению с Алешей. Она не капризничала и не жаловалась, стойко переносила все процедуры и всегда улыбалась.
Алеша был из другого теста.
Я торопилась, когда в больничном коридоре налетела на Антона.
— Откуда ты несешься? — удивился он, поглядев на бахилы поверх кроссовок и верхнюю одежду в пакете.
Я поправила белый халат на плечах.
— Из дома, конечно, — пояснила торопливо.
Обход вот-вот должен был закончиться, и мне пора было вернуться на дежурство, пока Алеша не разнервничался.
— Что это? — он заглянул в другой пакет с контейнерами.
Алеша отказался есть больничную пищу с первого дня, и я в шесть утра мчалась домой, чтобы к десяти вернуться с паровыми котлетками и легким бульоном.
— А ты как думаешь?
— Пойдем-ка со мной, — Антон взял меня за руку и повел в сторону диванчиков у окна.
Там стояли огромные кадки с монстерами, давно нуждающимися в пересадке и стрижке.
— Но мне надо вернуться к Алеше.
— Десять минут ничего не изменят.
Ах, что бы он понимал.
— Не позволяй Лехе сесть тебе на шею, — проговорил Антон, усадив меня на обитый дермантином диванчик.
— Что?
Он сел рядом, вытянув ноги, откинулся на спинку и задумчиво уставился на потолок, украшенный желтоватыми подтеками.
— Все говорят, что мой брат обаятельный и веселый, — заметил он спокойно, — но у него есть и обратная сторона. Пожалуй, я единственный, кто видел ее прежде, — а теперь тебе тоже предстоит познакомиться с ней. Когда Леха чувствует себя несчастным, он превращается в чудовище. Так было, когда от него ушла Римма, и он остался с Олегом на руках — много выпивки, жалости к себе и агрессии. Поэтому я знаю, о чем говорю. Я был подростком, которого старший брат каждый день обвинял в том, что его семья рухнула. Это накладывает определенный отпечаток на всю жизнь, знаешь ли. Не позволяй ему обращаться так и с тобой. Будет нужно — уходи, не оглядываясь. Я позабочусь о Лехе, не думай, что ты обязана терпеть его выкрутасы только потому, что по какой-то странной прихоти стала его четвертой женой.
— Легко быть женой веселого и обаятельного человека, — о, тогда я еще была легкомысленна. — Но разве брак — это не про горе и радость?
— Вольному воля, — хмыкнул Антон. — С завтрашнего дня тебе будут доставлять еду в палату, хватит бегать туда-сюда.
И вот тогда я влюбилась в него в первый раз.
Думаете, я меркантильная?
Только потому, что меня покорили не голос, ямочки или запах, а супчики и морсы?
Помощь, которую тебе оказали даже раньше того, чем ты вообще поняла, что нуждаешься в помощи.