Чокнутая будущая
Шрифт:
— А вы, Мирослава?
— Потомственная ведунья, — произнесла я с достоинством.
— А?
Я расхохоталась — так простодушно он на меня вытаращился.
Внешность обманчива.
Надо полагать, что в Римме Викторовне этот мужчина души не чаял. Интересно, а она-то как заинтересовалась человеком столь невысоких доходов? Я вспомнила роскошный автомобиль, на котором меня в образе бродяжки подобрали с трассы. Может, он сын миллионера?
— Мы с вами в одной лодке, Вадим, — доверительно проговорила я, понизив голос. — Сегодня наши вторые половины
— Богическую Римму? — он по-детски улыбнулся. — Да она же чистая сатана! — заверил меня Вадим восторженно, совсем не обидно.
Болтая, мы расположились с краю зрительного ряда. Высокой и широкой горой он прикрывал меня от остальной родни, что меня полностью устраивало.
Сегодня я не хотела привлекать к себе внимания — посмотрите только на это серое трикотажное платье с высоким горлом. Никаких украшений, ничего яркого.
Прозвенел третий звонок, свет в зале погас.
Я поудобнее устроилась в кресле, готовясь насладиться нашими талантливыми и великолепными артистами.
Ничто не предвещало в то мгновение, что этот вечер завершится грандиозным скандалом.
Глава 23
Моя бабушка очень любила театр, а я от него все время отлынивала. В детстве мне было скучно сидеть так долго без движения, а происходящее на сцене казалось неестественным. На выручку охотно приходил Гамлет Иванович — он появлялся на нашем пороге, благоухая праздничным одеколоном, гладко выбритый и в белоснежной рубашке.
Я же оставалась на попечении бабушки Ануш, а это означало уютный вечер, полный чудесных историй. Старушка все время что-то шила, вязала или пекла, мы придумывали для меня необыкновенные наряды, вязали пестрые шарфы и беретки, плели сложные колоски и косички.
В школе я считалась модницей, но оставалась сама по себе. Нелюдимая смуглая девочка, которая после уроков бежала к своим бабушкам, возвращалась в мир сказок и роз, пирогов и варенья, в мир, где ее обожали.
После того, как бабушка умерла, я купила билет в театр от тоски по ней. Гамлет Иванович, разбитый и постаревший, категорически отказался сопровождать меня — слишком много воспоминаний.
Так я впервые увидела Алешу. Он играл Глумова в комедии Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Его персонаж льстил, угождал, обманывал, верил и отчаивался, был живым, летящим, невероятно привлекательным прохиндеем.
Вскоре я поняла, что подсознательно хожу именно на те спектакли, где задействован Алеша, снова и снова, по второму кругу, по десятому. В театре я примелькалась, со мной начали здороваться, все прекрасно понимали, ради кого я туда возвращалась.
Мы долгие годы оставались по разную сторону кулис — Алеша на свету, в центре внимания, а я темноте, безликая зрительница, одна из многих. Меня такое положение дел вполне устраивало, я даже не помышляла о том, чтобы приблизиться к нему, заговорить, познакомиться. Зачем? Ведь у каждого
Феей-крестной выступила костюмерша Роза Наумовна, в прошлом году неожиданно остановившая меня после спектакля. «Голубушка, — сказала она, — сегодня в театре небольшая вечеринка. Почему бы тебе не присоединиться к нам». Это показалось мне неуместным, ненужным, и я попыталась объяснить ей, что буду ощущать себя крайне неловко. Однако она не слушала, ворковала, тянула меня за сцену.
И утянула все-таки.
Алеша недавно развелся и достал всех дурным настроением. Театральная семья суматошно подыскивала для него новую даму сердца, я просто была самым удобным вариантом — верная поклонница, всегда одинокая. Так начался наш стремительный роман.
Даже после замужества мое фанатское восхищение его талантом никуда не исчезло. Я смотрела, как он живет на сцене — роль была многогранная, Алеша чувствовал себя как рыба в воде, он насмехался, огрызался, влюблялся, горел страстью, пылал ненавистью. Богическая Римма не уступала ему, она соблазняла и обманывала, смеялась и плакала, предавала и страдала. По сюжету богатая женщина пригласила в свой дом бродягу, который должен был сыграть ее умершего мужа. Два жадных человека, готовых на все ради денег, самым неожиданным образом влюблялись в друг друга, но заканчивалось все трагически.
Режиссура тут разительно отличалась от классической в русской драме, актеры вели себя куда свободнее, экспрессивнее, переходили с крика на шепот, перетекали от неприязни почти в эротику, порой смотреть на них было невыносимо — как будто подглядываешь в замочную скважину.
В этот вечер я поняла, отчего Алеша так горит в последнее время: он правда застоялся в прежнем театре, исчерпал свой репертуар, а теперь на полную катушку наслаждался новым диапазоном.
Пересобрал себя заново и вернулся к зрителям во всем блеске своего таланта.
Зрители аплодировали стоя, долго не отпускали артистов со сцены, многие женщины откровенно ревели.
Это был триумф, и можно было не сомневаться: спектакль еще долго будет пользоваться бешеным успехом.
Фуршет накрыли прямо в фойе, экспериментальный театр занимал небольшое помещение на третьем этаже торгового центра, здесь было тесно, а обстановка казалась слишком будничной. Но все это было неважно, ощущение волшебства, которое мы только что увидели, никуда не исчезло.
Я стояла поодаль от других, тихо наблюдая за тем, как режиссер говорит длинную речь, как сияет Алеша, как Вадим наливает шампанского Римме Викторовне, как бледная Лиза флиртует с кем-то из артистов, как Арина тянется к тарталеткам, как незнакомые мне сотрудники театра хвалят героев вечера. Суета, болтовня, смех, в которых я потерялась.
Поймала ощущение, когда за всем наблюдаешь будто со стороны.
— Старый конь борозды не испортит, — Римма Викторовна расцеловала Алешу в обе щеки и поднесла этими словами фитиль к бомбе.