Чокнутая будущая
Шрифт:
Ой, кажется я увлеклась, проводя пальцами по всем поверхностям. Сама себе напомнила сварливую свекровь, которая приперлась к невестке с проверкой.
Торопливо спрятав руки в карманах платья, я спросила виновато:
— Как ты?
— Отвратительно, — Алеша даже не смотрел на меня. Он, конечно, придуривался, но была в нем и непривычная напряженность, которая прорывалась даже сквозь актерский драматизм.
— Но ты же собирался на море…
По моим прикидкам, чтобы собрать все
В крохотной спальне был только один шкаф, а в нем — несколько моих платьев, два свитера, одни джинсы и кое-какое белье. Крем для рук на прикроватном столике.
— На море! — Алеша повысил голос, чтобы его хорошо было слышно из зала. — С Лизой! Ты мне скажи — какой в этом смысл?
Возможно, я подсознательно всегда стремилась занять в этой квартире как можно меньше места?
— Мы будем выяснять, кто прав, кто виноват, вот чем мы будем заниматься на море!
Я прошла мимо него в ванную. Халат. Косметичка.
— Ну тебя же никто не заставляет лететь, — пробормотала, задумчиво вертя в руках флакон духов. Осталось совсем чуть-чуть на донышке. Выбросить? Забрать?
— Я бы с куда большим удовольствием полетел с тобой, — Алешин голос прозвучал так близко, что я торопливо вскинула взгляд и увидела его отражение в зеркале. Он стоял в дверях.
Никогда у меня не было приступов клаустрофобии, а тут случился.
Ванная комната, вернее, совмещенный санузел, был таким крохотным! Я будто оказалась здесь запертой.
Откуда эта внезапная паника?
— Алеша, — проговорила я как можно спокойнее. — Ну какое еще море, мы с тобой разводимся.
— Из-за Тохи, да? — тихо спросил он. — И давно ты с ним спишь?
У вас когда-нибудь случались приступы удушья? Это когда воздуха не хватает, а в глазах стремительно темнеет.
Флакон со звоном упал в раковину, когда я уцепилась за ее края обеими руками.
— Что? — хрипло повторила я, изо всех сил стараясь удержать себя на ногах.
Я тянула время, конечно. Потому что мысли испуганными мышами прыснули в разные стороны.
Это Антон должен был (ну или не должен, кто его знает) обсуждать такое с братом!
Это их отношения, для меня этот брак давно закончился!
Я могла выйти из этой квартиры и никогда больше не видеть Алешу! А вот Антону с ним как-то придется налаживать отношения.
— Не валяй дурака, — так же тихо сказал Алеша, и я запоздало сообразила: да он в бешенстве. Да он едва-едва сохраняет остатки самообладания, или — что куда более вероятно — делает вид, что сохраняет. Он же артист! Он же умеет!
Добродушные люди, которые терпеть не могут ссор, страшны в ярости. Им срывает крышу стремительно
Я собиралась никогда не признаваться. Стоять напрочь. Отрицать до абсурда.
Но прямо сейчас я молчала, глядя в побелевшие, полные боли и злости, глаза Алеши в зеркальном отражении.
Какой ответ будет хуже для Антона? А какой лучше? Почему у меня нет времени для подумать, посоветоваться, раскинуть карты? Почему так страшно? Почему я понятия не имею, что делать? Почему я должна принимать решения не только за себя, но и за Антона? Почему нет кнопки «сохраниться»?
— Так когда это началось? — повторил свой вопрос Алеша и шагнул вперед, окончательно напугав меня.
Так мало места. Так много гнева.
Глава 31
— Дай мне пройти, — голос был чужим, незнакомым. — Алеша, пожалуйста, выпусти меня.
До него все никак не доходило, он стоял, кажется, не видя и не слыша меня толком.
— Алеша, мне страшно.
Моя паника докатилась, наконец, до него — он побагровел, задохнулся, стиснул косяк.
— Что?! Что ты себе надумала?
— У тебя глаза белые! — крикнула я почти в истерике.
Алеша медленно, будто не веря в происходящее, отступил назад.
Я бросилась из ванной — к выходу. Обувь? Плевать на нее.
С замком никак не получалось справиться.
— Что ты себе вообразила, Слава, — загремело за моей спиной. — Как ты могла даже… Да я никогда… даже на сцене… даже… — он говорил все тише и тише, пока не замолчал совсем.
Оглянувшись, я увидела, что он сидит на диване, а его плечи мелко дрожат.
Сердце стиснуло жалостью, горечью, совестью.
Вернувшись в гостиную, я опустилась на пол в нескольких метрах от него.
— Алеша…
— Я-то думал, что больнее мне ты уже не сделаешь.
От разбитости его интонаций я невольно всхлипнула.
— Прости. Кажется, это была паническая атака.
— Паническая атака? — Алеша поднял голову, глядя на меня. Радужка вернула свой голубой цвет, но теперь в его глазах стояли крупные слезы. — Значит, все это правда? А он что, не знал наверняка?
Что ему рассказали, кто это сделал?
Я молчала, не желая ляпнуть лишнего.
Антон наверняка уже решил что, делать. Он знал, как объясниться.
Но объясняться пришлось мне.
Двигаться вслепую, памятуя о старом-добром принципе «не навреди».
— Почему именно Тоха, Слав? — спросил он. — Я мог бы понять, наверное, обычную измену. Ты девочка молодая, красивая, живая… Это было бы мерзко, но я пережил бы… Пережил же я Римму… Но Тоха? За что ты меня так ненавидишь? Я был настолько ужасным мужем?