Чосон. Последняя династия Кореи
Шрифт:
В конце февраля тридцатитысячное маньчжурское войско перешло по льду реку Ялу и начало захватывать один за другим чосонские города. Амин провозгласил своей целью возвращение на престол Кванхэ-гуна, но нельзя исключить и того, что он собирался завоевать Чосон и сделать его своим владением.
Быстрое продвижение маньчжуров к столице, вынудило вана Инджо снова бежать на остров Канхва вместо того, чтобы защищать столицу. Чосонские войска не могли эффективно противостоять натиску маньчжуров, но стихийно возникшие партизанские отряды существенно замедляли продвижение интервентов. Другой проблемой маньчжуров стало отсутствие продовольствия и фуража. Крестьяне прятали все, что можно
Вану Инджо повезло в очередной раз: неблагоприятные обстоятельства сложились наилучшим образом. Амин собирался воевать дальше, но его младший брат Цзиргалан и другие представители дома Айсиньгёро 18 апреля подписали с Инджо мирный договор, по которому Чосон обязывался платить маньчжурам дань и отказывался от антиманьчжурской политики, но при этом сохранял только торговые отношения с империей Мин. О вассалитете речь не заходила: отношения между двумя государствами назывались «братскими», где маньчжуры выступали в роли старшего брата. Короче говоря, договор был мягким и не унизительным для Чосона.
Узнав о том, что родичи за его спиной договорились с корейцами, Амин отдал Пхеньян на трехдневное разграбление своим воинам и на обратном пути разорил земли, через которые проходил. Разумеется, ответственность за гибель людей и разорение земель лежит на маньчжурах, но половина этой вины также лежит на бездеятельном ване и его недальновидных сановниках, которые, несмотря ни на что, продолжали держаться за империю Мин так же крепко, как маленький ребенок держится за чхима [115] своей матери.
115
Чхима – женская юбка, элемент традиционного корейского костюма ханбок.
Кванхэ-гун на престол так и не вернулся – после того, как удалось договориться с Инджо, интереса для маньчжуров он больше не представлял. Кстати говоря, в момент, когда возникала угроза возвращения Кванхэ-гуна на престол, его сажали на корабль, который отправлялся в плавание до тех пор, пока обстановка не стабилизировалась. Эта мера предосторожности выглядела разумной – даже если бы сторонники Кванхэ-гуна приплыли на Канхва, то не нашли бы там низложенного вана. Следует отдать должное Инждо: несмотря на все обстоятельства, он не казнил своего дядю.
События 1627 года вошли в историю под названием «Первая маньчжуро-корейской война». Вторая маньчжуро-корейская война 1636–1637 годов также была спровоцирована недальновидными действиями сановников вана Инджо, которые никак не могли смириться с тем, что звезда империи Мин закатилась. Уже в 1631 году дань маньчжурам была выплачена не полностью. Затем чосонское правительство отказалось предоставить Хунтайцзи корабли для нападения на Мин с моря. При этом Чосон продолжал поставлять империи Мин продовольствие как вассал сюзерену, о чем маньчжуры, конечно же, были прекрасно осведомлены – в отличие от Инджо, у Хунтайцзи повсюду были «глаза» и «уши».
«Последним предупреждением» Хунтайцзи стало десятикратное увеличение размера взимаемой с Чосона дани, но ван с сановниками это предупреждение проигнорировали и вообще перестали платить маньчжурам дань. Ван также отказался принять посла, которого Хунтайцзи прислал к нему после принятия императорского титула «хуанди». Иначе говоря, Инджо отказался признавать Хунтайцзи императором, а себя – его вассалом.
Разумеется,
116
Крепость на высоте 480 м над уровнем моря, расположенная к юго-востоку от Сеула.
К началу февраля сопротивление чосонской армии было окончательно сломлено, и весь север страны, включая остров Канхва, оказался под контролем маньчжуров. Ван Инджо, вынужденный покинуть горное убежище, в знак признания своего вассалитета перед Хунтайцзи совершил ритуал коутоу – трижды пал на колени и девять раз коснулся лбом пола. По новому договору Чосон стал вассалом маньчжурской империи Цин, оборвав все связи с империей Мин (торговать отныне можно было только с Цин и Японией). Размер дани вырос, отныне ее полная и своевременная выплата гарантировалась жизнями троих сыновей вана, а также сыновей его сановников, которые стали цинскими заложниками. Вдобавок, корейцам было запрещено строить или ремонтировать укрепления.
Если в рамках минского сюзеренитета самостоятельность чосонских ванов практически не ограничивалась, то теперь о ней пришлось забыть. Забыть навсегда, поскольку после падения империи Цин Чосон был захвачен японцами. В подтверждение покорности Хунтайцзи потребовал от Инджо установить каменную стелу, прославлявшую «выдающиеся добродетели императора Цин». Стела была установлена в 1639 году в Самджеондо, на том месте, где ван Инджо кланялся Хунтайцзи. Примечательно, что корейский народ продолжал бороться с маньчжурами и после официальной капитуляции – пламя партизанской войны полыхало до конца 1637 года.
После того, как маньчжуры в 1644 году взяли Пекин, что ознаменовало окончательное крушение империи Мин, чосонские заложники смогли вернуться на родину. Вскоре после этого произошла трагедия, которая стала одной из главных загадок чосонского периода, а, возможно, и всей корейской истории…
Сразу же по приходу к власти ван Инджо назначил своим преемником старшего сына Ли Вана, получившего титул Сохён-седжа. Ли Вану на тот момент было тринадцать лет. Его мать Инёль-ванху происходила из рода Хан. Среди ее предков был Ли Бо, известный также как Хёрён-тэгун, старший брат Седжона Великого (после свержения Кванхэ-гуна происхождению матерей наследников престола стали придавать особо важное значение, однако в случае Ли Вана все было в порядке).
После Ли Вана Инёль-ванху родила еще пятерых сыновей, двое из которых умерли вскоре после появления на свет, и одну дочь, также умершую во младенчестве. Последние роды, состоявшиеся в конце 1635 года, осложнились лихорадкой, от которой сорокалетняя Инёль-ванху скончалась. Государственный советник Ким Санхон убедил вана Инджо дать умершей супруге имя Инёль («Доброжелательность и опора»), что полностью соответствовало образу ванху, которая была добра к окружающим и служила надежной опорой своему слабовольному мужу.