Чрезвычайные обстоятельства
Шрифт:
Он положил ей руку на плечо, и она подскочила.
— В чем дело? — спросил он.
— Ни в чем.
Большой палец его руки покоился у выреза ее платья, касаясь голой кожи.
— Который час?
— Двадцать минут одиннадцатого. А что?
— А... ничего.
Еще десять минут. Не рановато ли? Сможет ли она продлить их поцелуй на целых десять минут? Глубоко вздохнув, она вскинула лицо и прикрыла глаза.
— Ладно. Давай. Целуй.
На какое-то время воцарилось молчание. Его
Она чуть приоткрыла глаза. Он неотрывно смотрел на нее со странным выражением в глазах.
— Что-то не так? — спросила она.
— Нет, ничего, — ответил он, но так ничего и не предпринял.
Он, видно, страдает от чувства вины, догадалась она. Ну, нет! Стремительно, не дав ему заявить, что он передумал, она поднялась на цыпочки, обвила руками его шею и поцеловала его.
Он напрягся. Руки вскинулись к ее рукам, и ей показалось, что он хочет убрать их с шеи. Он сжал ее запястья. Но неожиданно его руки скользнули ей за спину, опустились к бедрам и крепко прижали ее к себе, а губы приоткрылись под ее поцелуем.
На миг мрак под прикрытыми веками озарился кружащими искрами. У Сэм перехватило дыхание, а он целовал ее все крепче, так что искры хороводом закружились перед глазами. Он целовал ее, будто утопающий, которому не хватает воздуха; как изголодавшийся в поисках пищи; как страждущий в пустыне.
А она... Она вдруг приникла к нему, задыхаясь, истомившись и изголодавшись, как и он. Ей хотелось, чтобы поцелуй длился вечность. Она и представить не могла, что поцелуи бывают такими. Ей не хотелось прерываться... Он оторвал свои губы.
— Ну как? — пробормотал он.
— Здорово, — с трудом выдавила она.
— Брось, Сэмми. Мне нужно, чтобы ты была откровенна со мной. Думаешь, нужно еще что-нибудь?
Он поцеловал ее в щеку, в ухо.
— Нужно ли при этом разговаривать с ней? Говорить, что она пахнет как сладчайшая из жимолостей, что губы у нее, как мед с красным вином? Что от прикосновения к ней, от объятий я пьянею, у меня голова идет кругом, я ничего не соображаю...
Слова его прошелестели по ее коже, как крылья бабочки. Она вся расслабилась, по жилам растекалась медлительная, тяжелая лава.
— Думаю, было бы неплохо.
— Можно мне сказать ей, что я день и ночь думаю о ней? Что от встречи с ней, от ее вида меня бросает в жар, что от звука ее голоса, касания ее руки во мне пробуждается желание? Что я мечтаю о том, чтобы она оказалась в моей постели? Я не хочу испугать ее. Мне всего лишь хочется прикоснуться к ней...
Его рука нежно скользнула по ее спине, неторопливо, чувственно, и вновь вернулась на бедра.
— Мне хочется прижать ее к себе, чтобы она почувствовала, что творит со мной.
Она чувствовала это.
—
Она невольно пошевелилась и услышала его стон. Руки его обхватили ее за талию, он тяжело задышал ей в ухо.
— Сэмми...
В голосе его вдруг почувствовалась нерешительность. Вот сейчас он оттолкнет ее, подумала она с внезапным, пронизывающим страхом. Он оттолкнет ее, и ей этого не вынести! Она выгнулась, прижавшись грудью к его груди.
— Сэмми... — Он крепче сжал ее талию — Ах, черт!..
Он приник к ее губам. Приподнял ее и посадил на край стола на развернутый ею рулон атласа. Ее пылающей коже он казался скользким и прохладным. Он придвинулся к ней и прижался.
— Господи, Сэмми. Я забыл... как ты умеешь заводить меня... — Он чуть касался губами ее шеи. — Скажи, что я должен теперь делать? Прикоснуться здесь? — Рука его обхватила ее грудь. — И так? — Другой рукой он погладил ей внутреннюю сторону бедра. — Я так хочу тебя. Я всегда тебя хотел...
— Брэд... я...
Ей нужно было сказать ему что-то, но мысли путались. Да ей и не хотелось думать. Ей хотелось...
Она приникла к нему, задыхаясь, пораженная. Ей не верилось... не укладывалось в голове... кто бы мог подумать, что Брэд доставит ей столько радости? Брэд, ее наилучший, наипрекраснейший друг...
Ее друг...
О боже милостивый!
Она напряглась и внутренне содрогнулась.
— Шш, — пробормотал он ей в волосы. — Все хорошо, Сэмми, все хорошо...
— Нет. — Она едва могла говорить. — Пусти меня!
Он прижал ее крепче.
— Что случилось, Сэм? Разве тебе не нравится, когда я тебя ласкаю?
Чувство вновь охватывало ее, разгораясь сильнее, чем прежде. О боже. Ей и вправду было хорошо. Даже слишком. Она схватилась за его запястье и отвела руку.
Он упорствовал, и ей показалось, что он не уступит. Но потом, медленно, нехотя, он вернул руку ей на талию и посмотрел на нее.
— Что случилось, Сэмми?
Она не могла смотреть ему в лицо.
— Ничего... я... который час?
Он властно поцеловал ее в губы.
— Кому, черт возьми, до этого дело?
Она оттолкнула его плечи.
— Мне! Сколько сейчас?
— Без четверти одиннадцать, а что? Где же Кристин?
— Так.
Ее начала бить дрожь. Что это такое с ней? Ее целовали и раньше. Но прежде какая-то частичка ее всегда оставалась начеку, давая знать, когда дело заходило слишком далеко. Но на этот раз что-то не сработало. Он мог бы опрокинуть ее на стол и предаться с ней любви вместо ласк, и она не смогла бы ему противиться. Она абсолютно не владела собой, чего никогда прежде не бывало. Что это с ней?