Что готовит нам судьба
Шрифт:
— Кит не любит меня. Я каждый день чувствовал это, пока рос. Он не говорил и не делал ничего ужасного, но от него прямо несло холодом, что еще хуже.
Это Софи легко могла себе представить.
— Теперь я стал старше и понимаю, как трудно ему пришлось — расти без матери, когда у меня она была, — продолжил Джаспер. — Ты, наверное, заметила, что мама не слишком богата душевным теплом. Вряд ли она лезла из кожи вон, чтобы Киту было хорошо. А меня — своего единственного ребенка — она, кажется, порядком избаловала…
— Да что ты говоришь! — Софи широко распахнула глаза в притворном удивлении.
Джаспер
— Чтобы ты знала, это та часть замка, которую облюбовал призрак безумной графини. Будешь издеваться, я убегу и оставлю тебя здесь одну.
— Только попробуй.
Все еще смеясь, он открыл дверь:
— Черт, огонь погас! Заходи и быстрее закрывай дверь, вдруг еще не все выдуло!
Большая комната была заставлена массивной темной мебелью, сделанной по меркам гигантов. Пока Джаспер пытался расшевелить дрова в камине, Софи пробралась между островками разбросанной по полу одежды к окну.
— А что случилось с матерью Кита?
— Сбежала, когда ему было около шести лет. Эта тема в семье табу, но, насколько я знаю, она никого не предупредила, ничего не объяснила, ни с кем не попрощалась. Просто исчезла. Со временем отец получил развод на основании того, что Джульет ему изменяла. По-моему, Кит с ней больше никогда не виделся.
Снаружи снег прекратился, облака расступились, открыв плоский диск луны. Окна Джаспера выходили во внутренний двор, крепостные стены скалились зубцами со всех сторон. Рассматривая унылый вид, Софи невольно сочувствовала Киту — точнее, маленькому мальчику, которого родная мать бросила одного в этом каменном мешке.
— Мать Кита ушла к другому мужчине?
— Скорее всего. Так что, думаю, ты понимаешь, почему он стал таким, каким стал. О, уже лучше!
Джаспер выпрямился, уперев руки в бедра. Разгоревшийся в камине огонь отбрасывал оранжевые блики на его лицо.
— А теперь давай поищем бутылку и заберемся с ней под одеяло. Ты расскажешь мне про Париж — и как тебе удалось вырваться из клешней этого ненормального художника. А я сведу тебя с ума разговорами про Сержио.
Свет луны посеребрил древние камни парапета, отполированные временем и солеными ветрами. Выдохнув облачко пара, Кит оперся о парапет локтями и уставился на пустынный пляж внизу.
Он знал, что все попытки заснуть этой ночью будут напрасными. Бессонница сильнее всего одолевала его сразу после возвращения из зон боевых действий в мирную жизнь — организму требовалось время, чтобы отвыкнуть от ежеминутной бдительности и снова научиться расслабляться. А визиты в Элнбург никогда не способствовали расслаблению, так что перспектива выспаться казалась вдвойне невероятной.
Кит выпрямился, засунув ледяные руки в карманы. В пустыне он всегда отвыкал от местных колючих, кусачих холодов. Но сейчас они стали реальностью — как и обычная мешанина эмоций, захлестывавших Кита каждый раз, когда он приезжал в Элнбург. Он занимался едва ли не самым опасным делом на земле, не испытывая по этому поводу ничего особенного, но, стоило ему вернуться туда, где он вырос, начинало казаться, что с него сняли верхний слой кожи, оголив нервы. Здесь он вспоминал бросившую его мать и обижался на равнодушие отца. В Элнбурге все его чувства приобретали болезненную остроту — будь то горечь, злость, разочарование или…
Вожделение.
Слово
А еще она помогла немного развеять напряжение между ним и отцом. Но только временно. Ральф был прав — Кит откликнулся на приглашение не потому, что оно показалось ему заманчивым. Юбилей был поводом еще раз напомнить старику передать право собственности на замок старшему сыну, пока не стало поздно. Семья не потянет разорительный налог на наследство в случае смерти Ральфа — имение, скорее всего, придется продать.
Кит снова разозлился. Он не мог объяснить себе, почему ему есть до этого дело. Его собственный дом в Челси располагался в комфортной близости от нескольких хороших ресторанов, рядом с ним всегда можно было поймать такси для женщин, с которыми Киту не хотелось проснуться утром, и по нему не разгуливали привидения. И все-таки его тревожило, что станет с замком. Возможно, потому, что все эти годы в ушах звучал голос матери: «Элнбург принадлежит тебе, Кит».
Она сказала эти слова незадолго до бегства. Уже знала, что собирается покинуть сына, и стремилась облегчить угрызения совести, убедив себя, что не оставляет его ни с чем.
Как будто здание может заменить мать. Особенно такое — архитектурный динозавр, неуютный, непрактичный и безумно дорогой в содержании. Место, где Кит пережил самые несчастливые годы. Он тихо проклинал неуместное чувство ответственности за Элнбург, но все-таки намеревался сделать все возможное, чтобы сберечь его.
С недавних пор у Кита, к его изумлению, обнаружились похожие настроения по отношению к брату. Только Джасперу угрожали не сырость и плесень, а острые коготки рыжеволосой охотницы за богатым мужем.
Софи открыла глаза. Вокруг царил холод, и спросонья она не сразу поняла, где находится. Ощущение было знакомо — в детстве девушке часто доводилось испытывать его, когда мать охватывала охота к перемене мест. Но сейчас оно почему-то сопровождалось тоской и страхом.
В углу комнаты бормотал телевизор. Джаспер спал рядом, сжимая футболку Сержио в одной руке и полупустую бутылку водки — в другой. Фрагменты вечера понемногу всплывали в ноющем мозгу Софи. Держась за голову, она слезла на пол. Как бы ей ни нравилось проводить время с Джаспером, все тело требовало свободной постели и нескольких часов блаженного забытья.
Она выскользнула за дверь. В коридоре было еще холоднее, а единственным источником света служила луна, гладившая лучами гладкие дубовые доски пола. Поежившись, Софи поборола искушение вернуться в комнату Джаспера. Голова гудела все сильнее — мысль о парацетамоле, лежащем в ее косметичке, погнала девушку дальше в темноту и холод.
После того как она пересекла коридор и спустилась по лестнице, тени окружили ее со всех сторон. В замке было тихо. Софи, привыкшей к трейлерам и съемным комнатушкам с картонными стенами, где кто-то все время бренчал на гитаре или слушал музыку в стиле кислотный транс, безмолвие казалось неестественным и угнетающим. От него посвистывало в ушах, как если бы она наслушалась плохо настроенного радио.