Что может быть лучше? (сборник)
Шрифт:
– Извините, – обратился я к мужчине, – но я знаком с Джессикой, и, как вы догадываетесь, близко знаком, так что я могу вам её порекомендовать с самой лучшей стороны, которая у неё как передняя, так и задняя.
Мужчина повернулся ко мне лицом и улыбнулся.
– Спасибо за рекомендацию, мистер…
– Называйте меня Джордж.
– Прекрасно, а я Джон. Так вот, проверим, действительно ли это так.
Он поманил к себе Джессику, та с готовностью подошла к нему, а Джон взял её за голову, притянул к себе, но не для того, чтобы её поцеловать, а стал ей шептать что-то в ухо. Джессика стрельнула в меня глазами, слушая шёпот.
Джон
– Ну?
Джессика сделала смущённое выражение лица и произнесла виноватым голосом:
– Извините, я этого не делаю. – Джессике даже удалось покраснеть для вящей убедительности.
– Ну вот, видите, – торжествующе обратился ко мне Джон.
Как и было уговорено, Джессика ретировалась, а я взялся за продолжение разговора в нужном для меня направлении.
– Крайне удивительно, – заметил я, – мы с Джессикой проделывали всё, что можно.
– Вот именно, «всё, что можно», а я заинтересован в том, что нельзя, – ответил Джон.
Я попивал свой апельсиновый сок, который без моей просьбы сразу налила мне барменша, как только я сел на стул.
– Вы меня интригуете, – сказал я заинтересованным голосом. – Поведайте, где у Джессики оказалась ахиллесова пята.
В этот момент барменша ушла в другой конец бара – обслужить клиента, и Джон, проводив её взглядом, доверительно склонился ко мне – он явно не хотел, чтобы его желания стали известны всем вокруг.
– Ахиллесова пята у неё оказалась между ягодиц.
– Уж не знаю, что это на неё нашло – мы вдоволь понаслаждались анальным сексом, – продолжал я играть простачка.
– Меня не интересует анальный секс, во всяком случае, в этом заведении.
– А что же тогда ещё имеется между ягодицами, кроме ануса? Или я отстаю от последних открытий в области анатомии?
– Я люблю не столько анус, сколько то, что из него выходит, – сказал твёрдо Джон, допил жидкость и пристукнул стаканом по столу, требуя добавки. Барменша, тряся голой грудью, тотчас бросилась исполнять его желание.
– А… – протянул я. – С этим делом сложно. Правда, я слышал, что есть здесь одна барышня, только она никогда в салон не выходит. Вы, наверно, к ней, не так ли?
– Так, так, – сказал Джон, глядя, как барменша доливает ему в стакан, покачивая грудями.
– Джон, не сочтите за бестактность, но мне всегда было чрезвычайно интересно узнать, что влечёт мужчин, да я слышал и некоторых женщин, к такому… нетрадиционному наслаждению. Это можно выразить словами?
Джон отхлебнул – скотч развязал ему язык. Преданный клиент стал вещать, сидя ко мне боком и не глядя на меня, а уставившись в ряды бутылок, расцвечивающие зеркальные полки. Чувствовалось, что он не только был слепо влеком своим желанием, но и размышлял о нём.
– Почему-то считают, что, когда женщину просят пописать на тебя или, чего доброго, покакать, то это якобы жажда самоунижения. Что ж, такое желание может быть самоунижением, но лишь для тех, кто считает мочу и дерьмо желанной женщины грязью, чем-то постыдным, отвратным, а следовательно, оскорбляющим тебя. Но если ты воспринимаешь испражнения, подчёркиваю, желанной женщины как самые интимные, присущие ей частицы, то приобщение к ним только приближает тебя к ней, делает эту женщину поистине твоей, поскольку часть её становится твоей частью. В этом не самоунижение, а самовозвышение истинного любовника, принимающего свою возлюбленную полностью и, безусловно, принимающего
– Да, всё это теоретически так, но запах… – возразил я.
– Если к собственному запаху ты привык и он тебя не отвращает, то и запах желанной женщины перестанет тебя отвращать и, более того, будет лишь возбуждать. Я слышал, что существует дьявольское заклятье: «То, что смердит, счастье сулит». Я считаю, что это заклятье – божественное. Не равняться же нам на мужчин, которым противен даже запах пизды. Так что всё относительно и человек ко всему привыкает, – заключил Джон, по-прежнему смотря перед собой и не глядя на меня. Он улыбнулся какой-то мысли, хлебнул из стакана и, видно, решил этой мыслью поделиться. – Вдумайтесь, Джордж: поцелуй – это общепринятое начало сексуального контакта, а ведь рот есть начало пищеварительного тракта. Причём в процессе поцелуя слюна партнёра кажется мёдом. А вот поцелуй конца пищеварительного тракта, ануса, который так не случайно расположен рядом с пиздой, считается максимально извращённым, а ведь это всего лишь завершение начатого пути. Когда еда попадает в рот, она становится частью женщины. По мере продвижения еда превращается в дерьмо, продолжая являться её частью до тех пор, пока оно не выйдет из ануса, не отделится от женщины и не станет чем-то самостоятельным, чуждым ей и вызывающим отвращение из-за своей возникшей непричастности к ней.
Тут Джон повернулся ко мне всем телом и, упёршись взглядом в меня, отчего мне стало слегка не по себе, продолжал:
– Моя задача: не дать дерьму выйти из женщины вовне, а лишь перебраться из её тела в моё тело – я осуществляю это, плотно прижав свой рот к её анусу. Дерьмо, как сырая рыба, которую японцы употребляют в пищу только свежайшей, должно быть тоже свежайшим, прямо выходящим из ануса, иначе оно быстро портится и становится источником заразы. Цель – сделать такой непроницаемый контакт губ и ануса, чтобы не только съесть всё дерьмо, не упустив и кусочка, а чтобы не позволить даже запаху проскользнуть за этот плотный поцелуй губ и ануса.
Я подумал, что из-за воронки у Вэнди Джону, быть может, это и удастся.
– Так устанавливается новый круг – переваривания части женщины. Происходит перемещение части желанной женщины прямо внутрь моего тела, и её частицы навсегда останутся во мне.
В результате этой исповеди я даже возревновал Вэнди ко всем поедателям её испражнений.
В этот момент к нам подошёл Джерри, извинился за то, что прерывает наш разговор, и шепнул что-то Джону на ухо. Джон сразу встал и, забыв попрощаться со мной, быстрым шагом пошёл ко входу в кафельную комнату.
А я решил пойти на свой пост наблюдения, чтобы проследить, как Джон будет следовать своим постулатам.
Я размышлял о том, как велика может стать степень использования женского тела на примере хотя бы зада, который многие мужчины рассматривают лишь как щипковый инструмент, тогда как Джон и ему подобные высасывают и вылизывают из него всё что можно. А точнее, всё, что нельзя, – повторяя каламбур Джона.
Слова Джона, что всё относительно и ко всему можно привыкнуть, тоже произвели на меня впечатление. Порознь эти выражения были трюизмами, но вместе они открывали для меня нечто новое: привыкание возникает от повторения и, привыкнув к тому, что раньше вызывало отвращение, возникает осознание относительности любого морального убеждения. Привычка уличает любой нравственный абсолют в его исконной относительности.