Что на роду написано…
Шрифт:
– Ждал, чтобы прихлопнули, что ли? – последние слова Виталика ожгли Платова какой-то непонятной скрытой злобой.
– Бред не неси! Там тебя, слава Богу, удача не обошла. А сегодня она уже со мной. Ну не злись, не злись. Вижу, проигрывать ты так и не научился. Непривычно же, да? С почином. Не всё же тебе одному: деньги там, бабы… – Взгляд Виталика, до этого мутный от выпитого, на последнем слове стал давящим. – Или ты хотел, чтобы я тебя тут развлекал в поддавки?
– Поостынь! – Павел Николаевич был взведён до предела. – Ты перебрал. И с алкоголем, и со словами.
– А, ну да, простите. Всё время забываю, что Павел Платов – дело особое и к нему особый подход нужен. На него человеческие
Что Виталик говорил дальше, Павел уже не слушал. Когда говорят о красной пелене перед глазами, имеют в виду явно нечто именно такое. И хотя не дрался он давно, свой порыв сдержать не смог. Да и не хотел.
Резко встав из-за стола, Платов быстрым и точным ударом врезал Виталику в его аристократический нос.
Тот кулем повалился навзничь. А Платов тем временем развернулся и пошёл к выходу, по дороге фиксируя испуганные лица персонала, не решающегося даже посмотреть на него.
Глава 10
Когда Платов, всегда тонко чувствующий окружающую обстановку, договорился о встрече с Каменским у памятника героям Плевны, он уже примерно понимал, что услышит от чиновника администрации президента. Да уж и куда яснее: прежде безотказный телефон стал дозваниваться до нужных людей реже, поставки подвисали всё больше, а прежние радушные партнёры улыбались как-то натужно. Пазл из этого складывался нехороший, хотя внешне всё оставалось пристойным: кроме вопроса с кредитом, все остальные дела продолжали пусть со скрипом, но двигаться. Хотя именно это ощущение – будто толкаешь несмазанную тяжёлую дверь, когда прежде все двери распахивались перед тобой настежь, – сильно раздражало. Будь Павел чуть сильнее склонен к меланхолии – его бы уже давно этой дверью придавило. Но, по счастью, ему пока вполне хватало воли преодолевать трудности. Только характер, пожалуй, совсем испортился вместе со сном: заснуть получалось не всегда, и это сильно отдавало по утрам в виски, заставляя мучиться от головной боли без всякого похмелья.
Потерять сон было из-за чего. И Виталик со своими закидонами и непонятной агрессией находился далеко не в первом списке проблем, лишавших Платова покоя. О нём Павлу Николаевичу в общем-то некогда было вспоминать, учитывая количество свалившихся трудностей.
Не до дружеских разборок, когда кредитный комитет отодвигается всё дальше и дальше за горизонт. И если в самом начале затяжку можно было объяснить шумихой после убийств чиновников, а также покушения на Платова, то по прошествии месяца эта причина работать перестала. Забыть о проекте не могли, но клинч, в который это дело вошло, никак не хотел устраняться. И когда Павел, приехавший к часовне Шервуда чуть заранее, изучал барельеф с героическим гренадером, его посетило чувство, что ответы Каменского могут ему не понравиться.
А день был совершенно замечательный: в небе, лишённом облаков, белым кругляшом висело раскалённое солнце, прогревавшее кирпичные бока домов. Недавно ожившие велосипедисты пересекали улицы, размечая их неровными мокрыми пунктирами, высаженный по периметру сквера «зелёный экран» радовал глаз, и даже слезшая с памятника краска не смотрелась удручающе.
– Любуешься нашим героическим прошлым? – появившийся Сергей Каменский щурился, но очки в отличие от Павла не надевал. Подумав, Платов снял их тоже: не всегда комфортно, когда не видишь взгляда человека. И почти сразу об этом пожалел: свет показался ему слишком ярким. – Прости, немного опоздал: пришлось задержаться по одному вопросу… Но к делу: я правильно понимаю, тебя интересует судьба кредита?
– Да, вернее, его отсутствие, –
– В данный момент, Паш, пока не время делать резкие движения. Хочешь дружеский совет? Подожди ещё немного.
– Я бы и рад, вопрос – сколько? Строительство идёт, его так просто не остановишь.
– Знаю, Паш, но пойми и ты: обстоятельства изменились, – Каменский сделал паузу, будто отмеряя по миллиграммам ту дозу информации, которую до Павла следовало донести. – Прежде это был вопрос нескольких дней, а сейчас всё усложнилось.
– Что ты имеешь в виду?
– А ты будто не знаешь… Покушение на тебя – дело, конечно, неприятное. Хорошо, что всё обошлось… Но ладно бы только оно. О тебе пишут, Паш. Много пишут. Скажем прямо, это никому не нравится, учитывая, что именно ходит по рукам…
– Но ведь это смешно, – только и смог сказать Павел. – Неужели кто-то читает эту лажу? Это даже не пресса.
– Не пресса, – Каменский сочувствующе кивнул. – Но папки кому надо заносят. Ты извини, Паш, но, если запросишь кредит сейчас, вряд ли решение будет в твою пользу. Прикрой тылы, посмотри, что там и как, а после видно будет…
Попрощались скомканно. Всю дорогу до офиса Павел чувствовал себя уже порядком пожёванным, но всё-таки сама встреча, оставив неприятный осадок, многое прояснила. Получалось следующее: все недомолвки, провисания и отмены последних недель больше не казались происками сверхъестественных сил или проверкой фортуны на прочность. Кто-то явно решил сделать всё возможное, чтобы проект, только на план которого извели пару небольших подлесков, не был запущен. И тут неизбежно вставал вопрос: ради чего?
Без госкредита на деньги от Барни и Чейз Манхэттен банка рассчитывать не приходилось; всё, что Павел уже мог вложить из своих личных средств, было вложено в проект изначально. Платов понимал, что у него остаются два варианта: попытаться либо найти соинвестора, либо сбыть завод с рук, выйдя в ноль или в небольшой минус.
Первый план был почти утопией: если даже предположить, что у кого-то есть требуемая сумма, нужно ещё его согласие вести дела с Платовым, который, как он сам сейчас понимал, постепенно становился для окружающих почти токсичной фигурой. Вариант же с продажей он отбрасывал сразу. Да, недострой грозил повиснуть на его шее мёртвым грузом, еженедельно выкачивающим тонны денег. Но репутацией, как бы её ни пытались очернить, Павел дорожил больше. Отказаться от обязательств и сдаться под грузом обстоятельств значило своими руками поставить крест на своей надёжности, а Платов всегда доводил начатое до конца. Поэтому всё, что ему оставалось, следуя совету Каменского, – «прикрыть тылы». И именно этим он планировал заняться незамедлительно.
– Вызови мне, пожалуйста, Сабурова, – попросил он Лену, едва перешагнув порог приёмной. – И попроси его подготовить отчёт о последних публикациях, связанных со мной и с компанией.
В кабинете начальника Роман Сабуров появился в таком виде, что Платов сначала его не узнал. Про таких обычно говорят «запаршивел»: всё лицо Ромы заросло неровной сероватой щетиной, пробивавшейся кустиками даже вблизи глаз. Павел неодобрительно покачал головой.
– Вот, Пал Николаич, – сказал Сабуров, выкладывая перед Платовым кипу свежеотпечатанных листов, – как вы и просили. Все статьи о вас я скринить и перепечатывать не стал, отобрал самые типовые. Всё равно почти везде одно и то же, только источники множатся: сейчас их приблизительно четыреста пятьдесят штук, но там и бесконечность не предел… Всякие «криминалы. ру», «фактограф. нет», «досье. ком»…