Что сказал Бенедикто. Часть 2
Шрифт:
– Я ему всё скажу, оставь нас вдвоем. О том, что ты навел порядок в его мозгах, я говорить не буду. Не делай этого, Абель, Аланд никогда с нами так не поступал, и Аланда пора найти.
О том, что произошло в подвале госпиталя на этот раз никто, кроме Абеля, Агнес и Аланда, не знал. Знал ли об этом Кох – непонятно, с Абелем он общался мало, как и со всеми в Корпусе. Кох пропадал у себя или в КБ, Карл на аэродроме – интуиция ли ему подсказывала, что в Корпусе пока лучше не находиться, или Кох так загрузил его?
Атмосфера в Корпусе была
Абель приказывал Веберу спать, а тот все открывал глаза и с улыбкой смотрел куда-то сквозь потолок.
– Рудольф, закрывай глаза и спи, – повторял Абель.
Вебер послушно закрывал глаза и открывал их снова. Пока Вебер не заснет, Абель не мог заняться своими делами. Абель заставлял себя не раздражаться, но, видя снова устремленный в потолок взгляд Вебера, все-таки раздражался.
– Фердинанд, – сказал вдруг Вебер. – А почему он все время лежит?
– Кто?
– Ваш Аланд, я как ни посмотрю на него, он все время лежит. И сегодня лежит, и вчера лежал, и позавчера – одно и то же. Он что, заболел? Или он такой лентяй?
Абель пересел к постели Вебера.
– Где он лежит, Рудольф?
– Какая-то комната. Очень маленькая, меньше твоей во много раз, как твоя душевая, и окно завешено полностью. Там, что днем, что ночью – одинаковый мрак.
– Рудольф, дом, в котором находится эта комната, ты видишь?
– Да, какое-то одноэтажное вытянутое здание… Лестницы интересные – с двух торцов в землю спускаются, как два полукруга.
– А рядом что?
– Деревья какие-то. Липы что ли огромные? Темно, кругом только снег, и деревья все одинаково голые… Парк какой-то?
– Рудольф, Аланд живой?
– Иногда шевелится. Он так в сапогах и шинели все и лежит. Холодно у него, наверно? Батарея есть, окно закрыто. Чем он только дышит?
– Вебер, где это? Что рядом?
– Ничего, дорога… Это придорожный трактир, с дороги указатель – трактир.
– Как он называется? Написано название?
– Слушай, Фердинанд, это какой-то не немецкий… Я не понимаю… Латиница, но не немецкий.
– Что написано, скажи по буквам или напиши.
Вебер с удовольствием слез с кровати, не спеша подошел к столу и написал стройными готическими буквами: Valge hobune.
– Белая лошадь, – проговорил Фердинанд. – Куда же его унесло? Машина у трактира стоит?
– Вся под снегом.
– Любовь свою хоронить поехал… И не доехал.
– Кого он поехал хоронить, Фердинанд? Тот, кого он поехал хоронить, протух давно, ваш Аланд столько времени лежит.
Абель сам не понял, как он мог его ударить, но он ударил Вебера в лицо. Вебер упрямо зажимая разбитый нос, не давал Абелю себе помочь.
– Что ты дерешься? Сам начал спрашивать… Ничего тебе не буду говорить, дурак.
Вебер размазывал по лицу кровь, стряхивал ее с руки на пол, попятился от Абеля, зашел в душ и закрылся.
– Что у тебя тут, Абель?
– Сейчас подотру, Гейнц, не уходи. Черт с ним, – это он уже сказал про Вебера. – Сейчас я ему сладкого дам, успокоится. Не знаю, насколько это так, но то, что он сказал, вполне может быть.
Абель наклонился к полу, собирая салфеткой капли крови. Гейнц налетел на Абеля, подцепил его за рубаху, врезал Абелю кулаком, тоже в нос, кровь полилась ручьем.
– Почему ты о нем так говоришь?! Это ты его в убожество превратил!
– …А я думал, что это ты ему кишки с легкими перемешал…
Абель зажал переносицу, вид крови почему-то перестал вызывать у Гейнца дурноту, он смотрел на разбитый нос Фердинанда с удовольствием.
– Слушай, Абель, пойдем договорим.
– Гейнц, он видит Аланда. Он мне даже кое-что рассказал. Переубивать друг друга мы еще успеем, с Аландом появилась хоть какая-то зацепка. Главное, он жив, и круг поиска несколько сузился. Не скажу, что он указал точный адрес, но это уже реально найти.
Вебер вышел из душа и рассмеялся на Абеля.
– Так тебе и надо! Спасибо, Гейнц, а то он меня бьёт.
– Так ты – его?! – Гейнц снова двинулся на Абеля.
– Извини, Рудольф, – сказал Абель. – Я не хотел его ударить, Гейнц, не знаю, как это вышло. Он меня доконал.
– Тебя? А ему ничего?
– С ним не должно этого быть, я много лет занимаюсь гипнозом, этого не может быть. Аланд тоже постирал ему многое из времен его золотого детства, иначе бы он не был нормальным. Ты просто не знаешь, что над ним вытворял его отец, что с ним сейчас, я не могу понять.
– Абель, я хочу пирожное с кремом, принеси, – сказал Вебер капризно и требовательно.
– Гейнц, посмотри, в холодильнике, может, осталось?
– Сам посмотри. Хватит распоряжаться, Абель.
– Да, пусть сам принесёт, – подтвердил свою волю Вебер.
В комнату вошел Кох, разложил на столе карту.
– Фердинанд, смотри, – сказал он. – Это от Нарвы километров пятьдесят по ревельской дороге. Здесь поворот, вернешься километра три назад – указатель заметишь. Здание он описал верно. Бери документы, Гейнца, машину – поезжайте оба, машину Аланда все равно кто-то отогнать должен, его за руль не посадишь.
– Вильгельм, а с этим как? – спросил Абель, кивая на Вебера.
Гейнц во все глаза смотрел на Вебера, что-то изменилось в его взгляде.
– Рудольф, пойдешь со мной, – сказал Кох. – Поспишь сегодня у меня.
– Я не хочу, – возразил Вебер.
– А чего ты хочешь?
– Я сказал, чего я хочу.
– Что он сказал, Гейнц?
Абель уже ушел переодеваться, вышел в дорожном костюме.
– Гейнц, что ты встал? Ты не поедешь?
– Поеду, с Вебером что-то не то.
Гейнц видел в глазах Вебера слезы, но это не детские слезы каприза, это был злой и цепкий взгляд Вебера.