Что сказал Бенедикто. Часть 2
Шрифт:
– Я сам ему дам его проклятое пирожное. Иди, собирайся живо. Паспорта не забудь.
Абель принес пирожное, снизу обернутое вощеной бумагой.
– На, чудовище, объешься и лопни.
Вебер взял пирожное аккуратно за обертку, развернул получше и запустил Абелю в лицо. Абель, отплевываясь, только отвел руки в стороны – вся эта жирная грязь валилась с его лица на только что надетый костюм. Гейнц неуверенно улыбнулся, всматриваясь в глаза Вебера.
Абель пытался отряхнуть грязь.
– Сейчас пойдешь
Вебер отвернулся, Абель пошел отмываться. Гейнц крепко обнял Вебера.
– Ну? Ты очнулся, Вебер? Что ты отворачиваешься?
– Потому что ты, Гейнц, тоже…
– Мозги его Аланд забирал, – сказал Кох, продолжая смотреть на карту. – Аланд в себя приходит. Этого уже отпустил. Фердинанд, да сними ты это дерьмо, китель надень – и проваливай, пижон хренов… В твоих интересах встретить Аланда до того, как он сюда вернется.
– Кох, ты умеешь так выражаться? Никогда не слышал, – сказал Гейнц с одобрением. Вебера он так и не отпускал, Вебер замер у него в руках.
Абель переоделся в форму.
– Гейнц, первым не суйся, – говорил Кох. – Посидишь в трактире, пока Абель с Аландом первый пар выпустят. Твое дело только доехать туда и отогнать назад машину Аланда, без тебя разберутся.
– Абель, у тебя деньги есть? Черт знает, сколько суток мне там в трактире сидеть придется.
– Есть, иди, собирайся.
– Мне только документы у Аланда из сейфа взять, я собран.
Гейнц пошел в кабинет Аланда, Вебер пошел за ним.
– Что, Рудольф?
– Ничего. Я тебя очень люблю, Гейнц. И Абеля тоже. Я вас всех люблю. Скажи Аланду, чтобы он меня не выгонял. Даже если я на ней женюсь.
Гейнц рассмеялся.
– Ты неподражаем, Вебер. Женись, конечно. Всё, что хочешь, только не то, что было.
– А что было?
– Ничего, Рудольф. Мы с тобой двадцать третий Моцарта играть собирались. Ты пока болел – забыл, наверное.
– Это я помню, я вас провожу …
Вебера за плечо взял Кох.
– Нет, дорогой, ты пойдешь костюм Абеля чистить, тоже мне – развоевался.
Вебер хотел вывернуться, но пальцы Коха просто корни пустили ему в плечо – бесполезно. Гейнц улыбался, видя настоящую досаду на лице Вебера.
– Гад ты, Кох, что ты в меня вцепился? – прошептал Вебер.
Гейнц засмеялся и, уходя вслед за Абелем, приобнял Вебера на ходу.
– Иди, иди, чисти, фенрих, и пол помой хорошенько, а то уж там такого дерьма наваляли, только с полу есть не начни…
– И ты, Гейнц, тоже гад.
– Главное, что ты, принц заморский. Иди, поработай, у Коха не забалуешь. Он только с виду добрый, так что лучше слушайся. Он в рожу бить не будет, он из тебя шелковую ниточку сделает и сядет вышивать, ла, Кох? То гладью, то крестиком… Давай, гладью, Кох. От крестиков уже в глазах рябит.
Глава 30.
Странный посетитель трактира «Белая Лошадь» хозяина начинал раздражать. У трактира остановился под утро, вошел в пустой зал, сел за стол. Машина у него была хорошая – и шинель офицера Германии в высоких чинах, генерал? Вроде как просто на дверь не покажешь.
Сел за стол, уткнулся лбом в сомкнутые ладони и молчит. Официант подошел, борясь с зевотой, и только зря изображал готовность услужить посетителю, на «что-господин-будет-заказывать?» – никакой реакции. Хозяин минут пять спустя сам подошел, скрывая раздражение под профессиональной маской.
– Господину офицеру что-то угодно?
Тот молча через плечо протянул деньги – вся дневная выручка была меньше, а день, что жаловаться, был неплохой.
– Что желаете?
– Чтоб ты ушел, мало – добавлю.
Хозяин посмотрел на официанта, официант даже проснулся и перестал зевать.
– Господин, четыре утра, трактир закрывается.
– Значит, дерьмовый у тебя трактир. Комнаты нет? Я хочу отдохнуть.
Вопросительно поднял еще купюры.
– Конечно, есть… Только, боюсь, для вас это не подойдет.
– Мне нужна самая маленькая комната, чтобы только кровать.
– Такие комнаты есть… Посмотрите?
Приезжий поднялся, закурил, затянулся раз, другой, поморщился, поискал глазами пепельницу, смял в руке почти целую зажженную сигарету и бросил в урну у двери.
Хозяин, изображая желание во чтобы то ни стало угодить, то почти бежал впереди, открывая двери, то семенил сбоку и сзади, потому что шагал генерал широко и мощно, заденет – сшибет.
– Вот, посмотрите…
Он открыл свою просторную комнату.
– Это твои хоромы, нет, мне попроще, на гонорар это не повлияет. Где-нибудь, где никто не ходит, мне надо отдохнуть.
– Вот комнаты по коридору, их три, взгляните, все сейчас пустуют.
Приезжий толкнул по очереди три двери, вошел в последнюю комнату, самую тесную, с окном, почти упирающимся в сарай, ее и сдавал-то хозяин, только когда просили до утра оставить кого-то мертвецки пьяного или битого. А за такие деньги?
– Плачу много, чтобы меня не тревожили, две недели – так две, проживу дольше – получишь еще.
– А… как имя господина?..
– Знакомиться я с тобой не собираюсь, ничего не предлагать, в дверь не стучать, если мне что-то понадобиться – выйду сам. Ясно?
– Да, господин генерал.
– Тогда мы с тобой поладим. Терпеть не могу, когда меня попусту тревожат.
– Ужин подать?
– Бутылку коньяка, если у тебя есть нормальный коньяк, кофе – только свари приличный. Хлеба и сыра. И поставишь графин с водой. Принеси пепельницу – на всякий случай.