Что скрывает темнота...
Шрифт:
А позже вечером я сидела в одиночестве в своей комнате на чердаке, словно летучая мышь, баюкая на груди перевязанную наскоро руку, и переживала заново все события почти уже прошедшего дня. Я со странным удивлением вспоминала то неповторимое, такое упоительное тепло объятий, согревшее душу. И последующий мертвенный, раздирающий на части холод циничных слов. Чужая… Да как он только мог произнести это после всего? И эти его жестокие слова никак не сочетались с поступками и чувствами, что вгоняло меня в мрачную прострацию.
Маленький глупый мотылек карабкался по стеклу темного
Я вспоминала, как, почувствовав дрожь, сотрясающую все мое тело, правитель унес мою скорбную тушку обратно в замок, чтобы оставить перед дверью в мою прежнюю комнату для переодевания. Я оставила платье, больше напоминавшее теперь половую тряпку висеть на спинке кровати, и сменила его на куда более комфортное новое и сухое. Тогда я, с испугом глядя в зеркало, переживала, что подумает отец, когда дочь заявится в другом платье с распухшими и окровавленными от жестоких поцелуев губами и прокушенным запястьем. К счастью, рука почти не доставляла неудобств. И на этом положительные моменты заканчивались.
Потом был молчаливый завтрак давно остывшими булочками, такая же молчаливая перевязка раненой руки, и затем, когда дождь утих, Реорхард сопроводил меня домой, передав с рук на руки отцу, не забыв уведомить напоследок, что на следующий день явится просить моей руки официально. После всего я так и не сказала ему ни единого слова, терпеливо ожидая, что тот все поймет и извинится. Но нет. Не понял и не извинился. Мне хотелось взять его за широкий ворот рубашки, тряхнуть изо всех своих скудных сил и крикнуть: Да услышь же ты меня, пойми! Но он смотрел на меня своими холодными глазами, сжимал губы в тонкую линию, и молчал тоже.
Все это время я безмолвно негодовала на такое самоуправство, а после того, как правитель нас оставил, и не подумала ничего объяснять отцу, сбежав на задний двор, где остервенело дергала сорняки до самого вечера. После такого внезапного и беспощадного геноцида их многочисленной популяции был нанесен критический урон, и восстановление на данном отдельно взятом участке им более не грозило. Зато укроп, морковка и ягоды значительно повеселели. Ну хоть кому-то пошло на пользу мое сегодняшнее настроение. Окончательно психанув, я собрала половину укропа, выкопала морковку, и обобрала ягоды подчистую. После чего, тоскливо глядя на поникший и замученный огород, опустила руки, и, сев на мокрую после ливня землю, постаралась успокоиться. Жаль, безуспешно.
Отец с недоумением глядел на все эти безумные метания: как я яростно дробила ножом, а затем раскладывала для просушки на солнце укроп, исступленно терла морковку и задумчиво варила клубничный джем. Слава богам, врожденные деликатность вкупе с проницательностью не позволяли ему поинтересоваться о причине моего сумасшествия, да наверняка он и так все прекрасно понимал. Но это не значит, что мне не было стыдно. Но поделать я ничего с собой не могла.
Лишь поздно вечером, когда я расставляла по полкам готовые банки с вареньем, нагрянула Кири, и, как обычно, без лишних слов утащила меня в салон. Там нас до самой ночи натирали новыми ароматами на основе каких-то там феромонов. Честно говоря,
— И где ты все-таки была весь день? — Лениво поинтересовалась я, глядя через плечо на Кири, вносящую небольшой поднос с чашками, молоком и джемом. Благо, последнего у нас теперь было навалом.
— В Белом замке. — Подруга уселась напротив, водрузила поднос на столик, и попробовала сладкую клубничную массу, затем неспешно облизала чайную ложку и тихо посмеялась над моими удивленными глазами. — Ну а что? Должен же кто-то контролировать процесс расследования.
— Но почему ты? Разве это не может быть опасно? — Изумилась я.
Подруга закатила глаза, расслабленно откинувшись на спинку плетеного стула.
— Опасно это может быть только для тебя. — Обидно парировала она. Деликатностью кое-кто не отличался от слова совсем.
— Диррк занят. А если бы Рео отправился лично, то контролировать бы пришлось уже его.
Я зябко поежилась.
— И как там Алекс?
Подруга мечтательно улыбнулась, глядя куда-то поверх моей головы. Да неужели? Так так та-а-ак… Похоже, кое у кого появился личный интерес в благополучии острова Тсарниан.
— Все в порядке, — озвучила она. — Советник скучает в подвале. Не то чтобы он раньше вне его особо утруждался, так что почти ничего не изменилось. Но на то он и советник, чтобы советовать. Вот Алекс и не гнушается спускаться к нему периодически, дабы послушать мудрый совет, но… — Она потерла острый подбородок, лукаво косясь на меня, — думаю, вскоре я составлю лоррху Гриану беспроигрышную конкуренцию.
— Отличная мысль, — встрепенулсь я. — Это решило бы все проблемы.
И правда, почему нет? Заключение подобного рода союза между нашими островами могло бы благотворно подействовать на всеобщую атмосферу, и сделать ее гораздо здоровее отдельно на Тсарниан. Лишь бы Гриану не хватило ума в очередной раз выкинуть что-то из ряда вон.
— Люди поняли, что гроза вроде как миновала, и потихоньку возвращаются в свои дома.
Количество джема уменьшалось, и я злорадно улыбнулась про себя. Не пропадут труды.
— Ну а теперь ты. — Вдруг вспомнила подруга. — Что тебя гложет? Я же вижу, весь вечер изображаешь Пуню. Забилась в темный угол, и зыркаешь на всех красными от слез глазенками.
— С чего ты взяла?
— Я знаю все. — Авторитетно кивнула Кири, шкрябая ложкой по дну опустевшей банки. — Ну или почти все. Неважно. Так что за проблема?
Я вздохнула, и мой взгляд снова обратился в сторону маленького мотылька, так и не оставившего тщетные попытки пробиться сквозь незыблемую прозрачную твердыню холодного стекла.
— Рео, он…
Подруга выжидательно молчала, изучая меня участливым взглядом.
— Он ведь давно все решил за меня. Еще когда я и знать не знала о нем, или об эрсиорхах, он уже тогда обставил для меня комнату, заказал целый гардероб, картину, наверняка придумал имена нашим будущим детям… В общем, основательно подготовился.