Что такое Израиль
Шрифт:
Египетские евреи поехали в Израиль после того, как израильская разведка, используя египетских евреев, подложила бомбы в американское и английское посольство, стараясь стравить державы Запада и Египет. Они также подорвали здание почты, два кинотеатра, устроили пожар на железнодорожном вокзале. Утверждают, что диверсанты были обнаружены не без помощи советского двойного агента, внедренного русской разведкой в «Моссад».
Поначалу израильская пресса реагировала на разоблачения из Каира вполне предсказуемым образом. «Гаарец» писала, что «египетское правительство позаимствовало у нацистов их приемы и ничтоже сумняшеся выдумывает совершенно фантастические антисемитские обвинения». «Джерузалем пост» сравнивала процесс с дознанием инквизиции.
Однако под давлением свидетелей Израилю пришлось признать, что взрывы устроены его агентами.
Подобные методы применялись к евреям из Польши, Чехословакии и других восточноевропейских стран. «Моссад» перехватывал письма иммигрантов родственникам, если в них содержалась критическая картина жизни в Израиле. Знаменитый еврейский «погром» в послевоенной Польше, в Кельце (Kielce), был, видимо, спровоцирован сионистами. В этом смысле судьба восточных евреев не так уж отличалась от той, что ожидала иммигрантов прочих волн, но дискриминация в Израиле глубоко врезала в память уловки, подтолкнувшие их к эмиграции, и увековечила вражду к «израильтянам». Они запомнили, как их звали в Землю обетованную, обещали братство и дом в Иерусалиме, а затем привезли в глухомань, посыпали дустом, постригли детей наголо, загнали в бараки и назвали шварце хайес, «черные бестии». Вместо того чтобы сердиться на сионистский истеблишмент, они обратили свою ярость против всех ашкеназов, но больше всего – против русских, которые ответили им тем же.
Несколько лет назад на здании ритуальной купальни в иерусалимском районе Бака, где стоят красивые арабские дома (после изгнания хозяев этих особняков в 1948 году их место заняли восточные евреи), появилась огромная надпись: «Ашкеназов – в Освенцим». Иерусалимский русский художник Михаил Гробман обыграл ее – включил в одну из своих картин, чем вызвал массу протестов. Надпись оставалась там еще много недель.
Как-то раз моя непослушная ослица Линда порвала веревку и удрала из сада в поисках зеленого пастбища. Осиротелый, с веревкой в руках, бродил я по окрестным долинам около Эйн-Карема, спрашивал прохожих, не видали ли они серой ослицы с коричневой полосой по крупу. Одни в ответ упоминали Саула, который тоже искал ослицу, а нашел корону, другие крутили пальцем у виска. На главной улице Эйн-Карема я обратился к человеку в восточной ермолке. Он посмотрел на меня внимательно, вычислил русское происхождение и ответил: «Жаль, что всех вас Гитлер не сжег». Такой реакции мне не доводилось встречать ни в одном из палестинских сел, где у жителей объективно больше оснований для ненависти к евреям.
История Эйн-Карема после 1948 года – лишнее доказательство тому, что в украденных домах и земле нет благословения. В Эйн-Кареме после изгнания палестинцев поселили восточных евреев. Они страдали – сейчас трудно понять почему – и требовали, чтобы им дали шикун, квартиры в бетонных домах 1950-х годов. Возможно, под арабским кровом они чувствовали, что превращаются в арабов, а этого им не хотелось. Со временем художники и прочие люди со вкусом и деньгами, европейские евреи, заметили Эйн-Карем и купили по дешевке арабские дома, обитатели которых радостно переехали в израильские «черемушки». После небольших усилий в руках ашкеназов дома палестинцев стали роскошными виллами, и восточные евреи еще раз убедились, что их обдурили.
«Путешествие к правоверным» Найпола [33] позволяет провести любопытную параллель между исламским Пакистаном, возникшим после раздела Британской Индии, и еврейским Израилем, образовавшимся в результате раздела Палестины. Он пишет: «Мусульмане Индии пробудились в 1930-х годах. Их обуяла двойная ненависть к иностранцам и к индусам. Поэтому Пакистан построен на ненависти. Затем они стали делить собственность индусов, бежавших из Пакистана. Многие пришедшие из Индии получили что-то в обмен на ничто. Таково было отношение к вещам тогда, таким оно осталось сейчас». Эти слова применимы и к Израилю.
33
Among the Believers: An Islamic Journey.
Восточные
Отношения между восточными и европейскими евреями достигли надира после убийства Эмиля Гринцвайга на мирной демонстрации в Иерусалиме в 1984 году. Эмиль Гринцвайг был настолько типичным «израильтянином», что его как будто выбрала специальная комиссия по стереотипам, а не слепой случай. Выходец из кибуца, сын иммигрантов из Европы, офицер запаса в отборных частях, интеллигент, работник либерального, спонсируемого американцами Института ван Лир, борец за мир – таким был убитый. Убийцу (поселенца из Офры) нашли куда позднее, а во время убийства было известно только, кто нападал на демонстрантов, – мелкие торговцы с базара Махане Иегуда в Иерусалиме, жители районов бедноты, не окончившие школы, зачастую уклонявшиеся от военной службы.
Пресса создала их обобщенный образ – нисим-михамуцим (нисим – торговец солеными огурцами) – израильский вариант мясников Эрнста Рема или русских охотнорядцев. На этом фоне и появилась статья Амнона Данкнера «Нет у меня сестры». Данкнер писал: «Восточные евреи никакие мне не братья. Меня убеждают, что я должен сидеть в одной клетке с бабуином, и если он хватает меня за горло, мне нельзя защищаться – некрасиво. Я должен только ощущать братство с бабуином и терпеть. Мне говорят о равноценности наших традиций – моей, традиции Гейне и Эйнштейна, и их – традиции целования ручек, гостеприимства и т. д. Меня это больше не устраивает», – заключает Данкнер.
Газета, опубликовавшая статью Данкнера, получила тысячи писем, и в течение месяца Израиль только об этом и говорил. Данкнер был, конечно, не прав, потому что писал о неважном. Дело не в том, что традиции восточных евреев более или менее важны и ценны, чем традиции европейских евреев. Это и не так уж очевидно. Эйнштейн в Израиль не приезжал даже в гости, а Гейне, пожалуй, пришлось бы плохо – из-за его религиозной нестойкости. Особой терпимости и либерализма у европейских евреев я что-то не замечал. Я однажды пошутил на израильском русском радио о странном изобретении религиозных научников – «субботнем телефоне», по которому можно говорить в субботу, не нарушая запретов (я сказал, что, если Господь хотел, чтоб евреи говорили по телефону в субботу, этот аппарат излишен, а если не хотел – тем более), – и меня назавтра уволил с работы не ориентальный бабуин, но обычный польский еврей Граевский, глава иновещания.
Восточные евреи стали формироваться в отдельный субэтнос. Но у израильтян, как восточного, так и западного происхождения, есть общие черты характера, порожденные великим дележом. Например, любимая фраза израильтян маша ли – «мне тоже положено». В свое время юморист Эфраим Кишон писал об Израиле как о единственной стране, где золотарь завидует не другому золотарю, но летчику или президенту.
Русские евреи, приезжавшие в Израиль в начале 1970-х годов, немало пострадали от этого свойства израильтян. Когда мы покупали квартиры в кредит, покупали машины без 100 % пошлин, ездили за границу без налога на выезд, израильтяне – и восточные, и западные – ужасно возмущались и завидовали.