Что-то кроме магии
Шрифт:
Неумелая ложь Гарри, пытавшегося подсунуть ему книгу Уизли, только укрепила подозрения Северуса. На его счастье, кабинет зельеварения пустовал, и никто не помешал перерыть содержимое книжного шкафа. Так и есть: серого томика «Расширенный курс зельеварения» с размочаленными уголками и пятнистым от клякс обрезом на полках не оказалось.
А Слагхорн-то умилялся: самородок, талант, весь в маму... Проклятие! Северус с такой силой захлопнул дверцы, что треснуло одно из стекол.
Бездарь и лентяй, присвоил чужие знания и нагло ими пользуется, выдавая за свои. Трусливый
Где-то в дальнем углу сознания, кипящего ненавистью и досадой, робко пытался возражать здравый смысл. Поттер не мог знать, чей это учебник. Ты, Северус, на его месте поступил бы точно так же, причем без малейших угрызений совести. «Но Поттер будет насмешничать! — взвыла старая обида. — Он догадается, он уже догадался, кто такой Принц-полукровка!»
Продолжишь разыскивать свой учебник — точно догадается, заметил рассудок. У Поттера голова, что Выручай-комната, — забита хламом, ему просто недосуг заниматься такими расследованиями. Наконец, он не Лили...
Класс зельеварения дрогнул и растворился в солнечном дне далекого-далекого лета.
* * *
Книга большая, тяжелая, с плотными, резко пахнущими типографской краской страницами. Крупный четкий шрифт, затейливые буквицы и картинки — много-много ярких цветных иллюстраций.
— Подарили давно, на день рождения, — Лили бережно переворачивает глянцевитые листы. — Но мама не разрешала ее выносить.
— Чего ж теперь — разрешила? — Северус недоверчиво хмыкает.
— Я пообещала, что дам только в своих руках смотреть.
Руки у Лили чистые, белые. И платье без единого пятнышка. И ногти аккуратно острижены, а не обломаны, как... Он шмыгает носом и суёт грязные ладони поглубже в карманы пыльных штанов. Ну, сидел на земле, забыл отряхнуть. И вообще он уже взрослый (целых девять лет!), и книжка сказок его не интересует.
Страницы мягко шелестят под детскими пальцами. Над очередным разворотом Лили надолго замирает. Северус снисходительно косится на рисунок: дядька в короне, похожей на садовую ограду, сидит на белом коне, который скачет по зеленой траве. Дядька сытый, мелко-кудрявый и в золоте, конь тоже сытый, с золотой гривой и хвостом колечками, и даже облака над дядькиной головой все в сияющих завитушках и толстые, как соседский кот-обжора. Может поэтому, а может оттого, что Лили уже второй раз мечтательно вздыхает, картинка Северусу не нравится.
— Ну и кто это? — словно бы нехотя интересуется он.
— Принц, — смущенно улыбается Лили.
— Подумаешь... Я, между прочим, тоже принц.
Девочка недоверчиво смотрит на приятеля. Ни короны, ни коня, ни золота, на скуластой физиономии царапины, под носом грязно. Неожиданно ее лицо озаряется догадкой:
— Я поняла! Ты заколдованный, да?
— Еще чего! Я сам кого хочешь заколдую, — он
— Это как? — удивленно распахиваются прозрачно-зеленые глаза.
— Ну... — Северус конфузится, пойманный на незнании. — К нам как-то бабушка приезжала, ну, мамина мама. И они поссорились. Громко кричали, на весь дом. Бабушка ругала маму, что вышла замуж за папу, а потом сказала, что «твой Северус совсем не наш». Мама до этого плакала и тоже кричала, а тут вдруг успокоилась и твердо так говорит: «Северус наш, он принц. Полукровка, но все равно настоящий принц».
— Наверное, это титул такой, — сказка продолжалась и теперь Лили с восторгом смотрела уже не в книгу, а на мальчика. — Как принц Уэльский.
— Конечно, титул, — обрадованно подхватил он. — И ни у кого больше такого нет! Ты только никому не говори, ладно? Особенно сестре.
Прозвище стало их общей тайной. В Хогвартсе он посылал ей записки, подписанные «Н.В.Р»[2], получал ответные послания, начинавшиеся со слов «Ваше тайное высочество» и тихо млел, не задумываясь, что доставляет ему большую радость: отзвук давнего детского восхищения, дружески шутливый тон обращения или неуловимый аромат свежести, который исходил от письма, и, казалось, пропитывал самый воздух, окружавший Лили Эванс.
В приступе тщеславия он подписал «Принцем-полукровкой» некоторые свои вещи — тетради, книги, учебники. Ближайшие друзья по факультету отнеслись к этому по-разному: Эйвери добродушно оборжал «Принца» и забыл о прозвище, а Мальсибер многозначительно заметил: «Все правильно, Северус. Иначе бы ты не оказался в Доме Слизерина».
«Расширенный курс зельеварения», что достался от матери и со второго курса сделался для Снейпа настольной книгой, тоже принадлежал «Принцу-полукровке».
— ...Сев, все-таки ты ужасный неряха. Пальцы в чернилах, учебник размалеван — разве так можно? Ой, ведь он для старших курсов, а ты уже превратил его невесть во что!
Студентка четвертого курса Лили Эванс сердито листает исчерканные страницы. Ее взгляд останавливается на непонятном слове:
— Сек... ну и почерк у тебя!.. Сектум. От... врагов. Это что, название яда? Сев, я тебя спрашиваю.
— Это заклинание, я его сам придумал! — гордо сообщает он. — Смотри.
Разговор происходит на берегу озера, в густой тени деревьев. Рядом с девушкой на белый ствол березы опускается мотылек. Синие крылышки с бронзовыми крапинками чутко подрагивают...
— Сектум!
Перерезанное пополам насекомое падает в траву. На коре остается легкая царапина.
Глаза Лили темнеют от гнева.
— Придумал убивающее заклинание и хвастаешься им?! И позволь узнать, какие-такие у тебя враги? Опять Мэри Макдональд?
— Нет, конечно, не Мэри! Просто... ну, раз нельзя использовать Непростительные, надо что-то вместо них...
— А чем тебе «Остолбеней» плох или «Петрификус»? — ее тон по-прежнему суров.
— От них не больно, — тихо отвечает он. — А врагам должно быть больно. И они должны запомнить.