Что знал Сталин
Шрифт:
Это было сюрпризом, когда в начале августа 1940 года НКВД в Москве получило срочное сообщение от него, в котором он рассказал о встрече его и корреспондента ТАСС с молодым латвийским журналистом Оресте Берлинксом. Корреспондент ТАСС И.Ф. Филиппов («Философ») был сотрудником резидентуры внешней разведки НКВД в Берлине, и Кобулов использовал его как переводчика. Берлинкс был корреспондентом латвийской газеты «Бриве земе», но теперь, когда германский МИД перестал субсидировать газету, он нуждался в финансовой помощи. По сообщению Кобулова, Берлинкс положительно относился к вхождению Латвии в СССР и хотел делиться с Москвой информацией, которую он получал от МИД. Десять дней спустя, 15 августа, Кобулов поразил Москву сообщением, что он «завербовал» Берлинкса и дал ему псевдоним «Лицеист». Затем были переданы некоторые биографические данные «Лицеиста». В НКВД поняли, что эта операция ставила перед ними проблему, потому что Кобулов мог посылать информацию напрямую Сталину и Берия, минуя специалистов наркомата. Их обеспокоенность возросла, когда они начали получать результаты проверки биографических данных агента. Выяснилось, что он являлся антисоветчиком и распространял прогерманскую пропаганду. Берлинская резидентура была предупреждена, чтобы иметь это в виду при общении с ним.
Амаяк проигнорировал эти предупреждения и продолжал встречаться с «Лицеистом». Информация, которую он начал получать, охватывала такие темы как германские планы напасть на Англию, беспокойство
397
William J. Spahr, Stalin's Lieutenants: A Study of Command under Duress (Novato, 1997), 250.
Хотя сотрудникам немецкого отдела Управления внешней разведки НКГБ было очевидно, что эти донесения находятся в противоречии с другой информацией по германским намерениям и возможностям, но только в 1947 году советская разведка узнала, что дело «Лицеиста» было тщательно спланированной частью более широкой немецкой дезинформационной программы. Тогда советской контрразведкой был допрошен бывший офицер Гестапо, направленный для работы со Специальным бюро Риббентропа, по линии своей постоянной работы с проживающими в Берлине иностранцами. Он заявил, что «латыш Берлинкс, германский агент, был подставлен Амаяку Кобулову, советнику советского посольства, о котором Гестапо знало, что он проводит разведывательные операции. Берлинкс был „завербован“ Кобуловым, — сказал он, — и на протяжении долгого времени мы снабжали его дезинформацией, которую он передавал Кобулову». Берлинкс сообщил, что завоевал доверие у Кобулова, который сказал ему, что «все его донесения пересылаются непосредственно Сталину и Молотову». [398] Очевидно, Гитлер посчитал Кобулова полезным каналом для передачи информации в Москву. Гестаповец рассказал, что работа была организована так: «Риббентроп готовил материал, затем передавал его Гитлеру. Затем его отдавали Берлинксу для доставки Кобулову, с санкции Гитлера». Архивы Специального бюро Риббентропа подтверждают эту информацию. В рапорте от 30 декабря 1940 года, посланном Гитлеру и Риббентропу сотрудником Специального бюро Рудольфом Ликусом, говорится: «Наш информатор в Советском посольстве был вызван советником посольства Кобуловым в 7.30 сегодня вечером и получил четыре важных задания, одно из которых было приказом товарища Сталина добыть текст речи, произнесенной фюрером 18 декабря перед несколькими тысячами выпускников военных училищ. Кобулов сказал, что речь не публиковалась в немецкой прессе, но в отрывках, полученных Кремлем, якобы выражены антисоветские намерения. Сталин заинтересован в этом и хочет убедиться, что таких высказываний там нет. Агент, работающий на ГПУ должен добыть текст». Риббентроп написал на полях: «Мы можем проинструктировать агента, как нам будет угодно». Вальтер Хевелль, офицер связи Риббентропа с канцелярией Гитлера, также заметил: «Фюрер хочет, что вы регулярно получали такую информацию из советского посольства». [399]
398
E.M. Примаков и B.A. Кирпиченко «Очерки истории Российской внешней разведки» (М. 1997), т. 3, 449–470.
399
Яковлев «1941 год», кн. 1, 469–470.
Теперь мы знаем, что немецкая дезинформационная программа сбила с толку многих хорошо подготовленных источников внешней разведки НКГБ и РУ, чей доступ к настоящей доброкачественной информации был взят под подозрение дезинформацией, распространяемой без их понятия лицами внутри их организаций. Сталин, возможно, так никогда не узнал и не заподозрил, что Гитлер одурачил его через Амаяка Кобулова.
И, тем не менее, было ли достаточно всех этих дезинформационных операций? Достаточно ли, если брать только необходимость заставить Сталина упрямо держаться за свое убеждение, что Гитлер не нападет на Советский Союз, пока не разделается с Англией? Это ясно видно на протяжении весны 1941 года, когда все больше и больше поступающей информации указывало на то, что германские войска на Советской границе готовятся к нападению. Высшее советское военное руководство все больше тревожилось; даже члены клики Берия, такие как Деканозов, предсказывали войну. Но Сталин держался до конца, пока немецкие бомбы не посыпались на советские города — должно быть, он был совершенно убежден, что германского нашествия не будет. Чтобы быть таким уверенным, он должен был располагать особой информацией, той «козырем», который, по его мнению, мог побить все, что ему показывали, предсказывающее нападение. Если у Сталина не было таких уверений — может быть, от самого Гитлера, тогда его поведение в мае и в июне 1941 года было полностью неразумным. Одно дело быть обманутым, а Гитлер был мастером дезинформации, но совсем другое — упрямо держаться своей собственной интерпретации событий, подвергая опасности само существование Советского государства и жизни его граждан.
Глава 18. Тайная переписка
В 1965–1966 годы известный советский военный корреспондент, писатель, редактор и поэт Константин Симонов взял несколько интервью у находившегося в отставке маршала Георгия Константиновича Жукова. В какой-то момент Жуков вспомнил беседу со Сталиным в начале января 1941 года, касающуюся большого контингента немецких войск в Генерал-Губернаторстве — оккупированной немцами Польше. Сталин сказал Жукозу, что он «обратился к Гитлеру с письмом, заявив ему, что это известно нам, что это нас беспокоит и что это создает у нас впечатление, что Гитлер намеревается идти войной против нас». В ответ Гитлер прислал Сталину письмо, также личное и, как он подчеркнул в тексте, конфиденциальное. Он написал, сказал Жуков, что «наша информация правильная, что действительно большие войсковые соединения размещены в Генерал-Губернаторстве». Они, объяснил Гитлер, «не направлены против Советского Союза. Я намерен строго соблюдать пакт ‹о ненападении›, и клянусь моей честью, как глава государства, что мои войска
400
Константин Симонов. «Заметки К.М. Симонова к биографии Г.К. Жукова», «Военно-исторический журнал» № 9, 1987 год, 50–51. Другая ссылка на эту переписку есть у William J. Spahr, Zhukov: The Rise and Fall of a Great Captain (Novato, 1993).
Эта ссылка на переписку между Гитлером и Сталиным не опубликовывалась до 1987 года. Очевидно, единственная архивная ссылка на обмен письмами между Гитлером и Сталиным появилась 9 мая 1941 года в записи беседы во время встречи немецкого посла Шуленбурга и советского посла в Берлине Деканозова, который находился в отпуске в Москве. Деканозов предложил, чтобы «было подготовлено совместное германо-советское коммюнике, опровергающее слухи о напряжении в германо-советских отношениях, а также доказывающее несостоятельность войны между двумя странами». Шуленбург от высказывания своего мнения уклонился, но предложил, чтобы Сталин, ссылаясь на свой новый пост председателя Советского правительства, «обратился с письмами к руководящим политическим деятелям ряда дружественных СССР стран, например, к Мацуока, Муссолини и Гитлеру ‹…› заявив, что СССР будет и в дальнейшем проводить дружественную этим странам политику ‹…›. Но в письме, адресованном Гитлеру, ‹…› указать, что в ответ на эти слухи ‹о напряженности в германо-советских отношениях› он предлагает издать совместное германо-советское коммюнике, примерно указанного мною содержания. На это последовал бы ответ фюрера, и вопрос, по мнению Шуленбурга, был бы разрешен. ‹…› если Сталин обратится к Гитлеру с письмом, то Гитлер пошлет для курьера специальный самолет и дело пройдет очень быстро». [401]
401
А.И. Яковлев. «1941 год» (M. 1998), кн. 2, 183–184.
12 мая 1941 года Деканозов получил особую письменную инструкцию от Сталина и Молотова для ответа Шуленбургу: «Я разговаривал со Сталиным и Молотовым в отношении предложения Шуленбурга по обмену письмами в связи с необходимостью ликвидировать слухи об ухудшении отношений между СССР и Германией. И Сталин и Молотов сказали, что в принципе они не возражают против такого обмена письмами, но считают, что обмен письмами должен производиться только между Германией и СССР. А не также с другими странами, кроме Германии. (Если оба лидера действительно вели переписку, то Сталин не хотел раскрывать это)». [402] Историк и ветеран войны Лев Безыменский описывает свою встречу с Жуковым в 1966 году, на которой он поднял вопрос о письмах Сталин — Гитлер. Жуков прокомментировал это так:
402
Там же, 193. В своей книге «Grand Delusion: Stalin and the German Invasion of Russia» (New Haven, 1999) Габриель Городецки объясняет инструкции, данные Деканозову Сталиным и Молотовым (и записанные рукой последнего), как желание Сталина вступить в переписку с Гитлером. В данном случае, фон Шуленбург не преследует дело дальше, возможно потому, что он подозревает, что Гитлер уже принял твердое решение напасть на Советский Союз и не имеет большого интереса в серьезном обмене мнениями со Сталиным.
«Как-то в начале июня я решил опять попытаться убедить Сталина в правильности разведывательных сообщений о надвигающейся опасности. До сих пор Сталин отклонял подобные сообщения начальника генерального штаба ‹…›. Нарком обороны Тимошенко и я принесли с собой штабные карты с нанесенным на нее расположением вражеских войск. Я сделал доклад. Сталин слушал внимательно, но молчал. После доклада он отослал нас, не высказав никакого мнения ‹…›. Через несколько дней Сталин прислал за мной ‹…›. Он открыл папку на своем столе и вынул несколько листов бумаги. „Прочтите“, — сказал Сталин. ‹…› Это было письмо от Сталина Гитлеру, в котором он вкратце выражал озабоченность немецкой дислокацией, о которой я докладывал несколько дней тому назад ‹…›. Потом Сталин сказал: „Вот ответ. Прочтите его“. Боюсь, что через столько лет я не смогу совершенно верно воспроизвести слова Гитлера. Но что я точно помню: ‹…› Я читал в „Правде“ 14 июня „Сообщение ТАСС“ и в нем, к моему изумлению, я нашел те же самые слова, которые прочитал в письме Сталину в кабинете Сталина. То есть, в советском документе я увидел напечатанные те же доводы Гитлера.
Явной целью Сталина было, что, публикуя „Сообщение ТАСС“ от 14 июня, он хотел ускорить ответ Гитлера. Заявление начиналось обвинением Англии в распространении слухов, что Германия и СССР были „близки к войне“. По этим слухам, „Германия будто бы предъявила территориальные и экономические требования к СССР, и сейчас ведутся переговоры к сближению позиций ‹…›. СССР будто бы отклонил эти претензии, в связи с чем Германия стала сосредотачивать свои войска у границ СССР с целью нападения на СССР“. В „Сообщении“ заявляется, что „Германия не предъявляла СССР никаких претензий ‹…›. И обе стороны неуклонно соблюдают условия пакта о ненападении ‹…›. Слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР, лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям; ‹…› слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными. Попытки представить летние сборы запасных Красной Армии, как враждебные Германии, по меньшей мере, нелепы“. Такое количество обвинение Англии за слухи о войне, что отражались в письмах Гитлера, не должны казаться сюрпризом. Что было неожиданным для „Сообщения“, так это неестественная манера, в которой оно рисовало состояние советско-германских отношений всего за восемь дней до фашистского нападения».
Этот отчет сильно отличается от симоновских репортажей об интервью с Жуковым, в которых Жуков говорил о встрече со Сталиным в январе 1941 года. Симонов не говорит, что Сталин действительно показывал Жукову оба своих письма Гитлеру и ответ Гитлера. Безыменский заявляет, что не осталось архивных записей переписки Сталин-Гитлер, но отмечает, что они могли быть уничтожены. Он цитирует немецкие архивы, где говорится, что в конце Гитлер приказал уничтожить его частную переписку с главами государств. [403]
403
Лев Безыменский. «Гитлер и Сталин перед схваткой» (М. 2000), 470–473. Встреча Безыменского с Жуковым произошла на даче последнего. По словам Безыменского, Маршал принял его потому, что он служил в штабе Жукова весной 1945 года и был рекомендован другом Жукова Константином Симоновым.