Чтоб грани страха перейти...
Шрифт:
– Больше, мне кажется, он живое существо. И однажды я с ним договорился.
Падди махнул дудочкой – маленькие гвардейцы затопали вдоль готических колонн и цветных стекол.
– Миссис Грюм, видите голубые витражи?
– Да!
– Значит, кобольды рядом. Здешний туман залезает в голову каждому…
К выходу поднимались по каменной лестнице Дублинского замка.
– Ни разу не видела кобольда…
– Зато они нас уже хорошо разглядели.
– Они красят витражи?
– Любое стекло в миражах.
Грюм потянул кованое кольцо.
Решетка на дверном окне свернулась кольцами, как потревоженный дым. Свет наполнил новую форму. Они втроем. Впрочем, узнавались витражные фигурки только по росту и цвету одежды.
Замок отомкнулся.
Выход.
Снова сырые стены и никакой магии.
Мэгги обернулась. На высокую стеклянную фигурку с посохом медлено наползали густые чернила кобольдов. Грохнул засов, и в последний раз ударил крысиный барабан.
*
– Вот, значит, как он теперь выглядит…
– Внутри уже ничего нет от старины, новые маглы, новые порядки…
– Мэгги?
– Можно я зайду во двор?
– Только держи палочку наготове.
– Да…
– Там теперь площадка для ребятишек, знаешь, горка пластмассовая…
– Время.
– Ты уж извиняй, братец, откуда ж мне знать было… Аластор Грюм женился. Кто б подумал…
– Да я и сам, дери гиппогриф, до сих пор не пойму…
– Да еще такая… она же совсем девочка…
– Все ж не из неженок.
– Наслышан, наслышан… Дед МакКиннон, говорят, шуток не любит. Жаль, что не с наших берегов.
– В Шармбатоне ей, конечно, объяснили, что такое хорошие манеры, но, знаешь, в нужный момент она дважды себя не спросит.
– Так вот от кого мне на лестнице досталось!
Грюм хмыкнул.
– Не страшно за нее?
– В том и дело, что очень. Я поучил чутка этих оболтусов защите…
– И они звали тебя – профессор Грюм?
– Ну.
– Откуда что берется!
– Началось все с того, что этот ребенок бросился с голыми руками на кельпи. Тварь цапнула одного из моих малолетних идиотов…
– Ох ты ж…
– Хорошо, что на дом не задал… И вообще, я ей, кажется, жизнью обязан.
– А, история про сундук, долетали новости.
– Вот и представь, на шее вдруг такое чудо. В иные времена и Мерлин с ней, но сейчас – шаг не туда, пропадет по глупости. Как котенок слепой. Разве можно ее было бросить?
– Ей лет-то сколько?
– Исполнилось двадцать.
– Не бросит ли она тебя, старого пердуна?
– Да я ей уже предлагал разок, мол, если там… Обиделась.
– Любит?
– Сам не верю до сих пор… Она ведь еще и сирота.
– От такого быстро взрослеешь.
– Иной раз глянешь на нее – прямо фэйри в доме. Что в голове…
– Может, оно и должно так быть…
–
– Ты все о старом.
– Страшно подумать, вновь стало ради чего…
– Аластор! Мистер О’Лью!
– Мэг?
– Аластор… Дом под какой-то защитой…
– А, это парочка моих капканов, все в порядке… Тут надо будет музей открывать, такие люди жили.
– Не трепись.
– История семьи Грюмов в двух этажах.
– Громко звучит.
– Да вашего супруга, миссис Грюм, еще будут на лягушках печатать! Ну, таких, с палочкой в заднице! На фантиках…
– Тебе бы палочку…
– Старик, я дело говорю…
– Вот только и знаешь, что трепаться!
– Старик!..
Тонкие пальцы ухватились за рукав – тихонько накрыл ладонью.
*
На камне с кельтским орнаментом буквы едва видно. Здесь покоится Марен Грюм – верная жена и заботливая мать. И почти у земли – Дагда(**) Грюм – смелый солдат и любящий семьянин. Нижняя надпись появилась на плите лет тридцать назад. В узор мастер незаметно вплел двух крылатых львов с орлиными клювами и нечто, очень похожее на котел.
– Отец воевал. В экспедиционном корпусе во Франции. Вместо палочек там выдавали винтовки.
– Но он ведь не погиб…
– Вернулся. Как раз родился я.
– А мама?
– Мне было двенадцать.
– Волшебник на войне маглов, почему?
– Их немного было таких. Смотрели на них тут косо. Не потому даже, что за маглов. А – за Англию… Старики О’Лири, материны родители, его на порог не пускали.
– Это из-за этого он… тогда тебе запретил?.. Из-за войны?
– Он все это терпеть не мог. Сколько себя помню. Ни слова о войне. Мать сама резала кур… Отец не мог. То есть мог, он все мог, но не хотел.
– А как же…
Ткнул концом посоха в барельеф.
– Мать варила зелья. Этим и жили… А потом… Альбус потом взял отца в Хогвартс.
Продолжать не стал.
Воспоминания – как из другой жизни.
Сам теперь что-то вроде старого Дагды.
И, кажется, знает, почему отец не хотел рассказывать любопытному мальчишке о том, что видел.
В нем никогда не было той заносчивости, с которой произносится это слово – маглы. Как лишенные чего-то, недолюди. Не хочешь наставлять винтовку на одних, наставишь на других. Вот все, что он услышал на вопрос – папа, почему ты пошел на войну? А еще он гордился шрамом от пули на его руке. Отец стряхивал стружки, заворачивал в кусок газеты табак. Затягивался. Выдыхал тяжелый дым. Смотрел, не моргая, куда-то в себя и хрипло выводил старый припев. 'Or'o, s'e do bheatha abhaile…(***) Добро пожаловать домой. Дальше было – скоро начнется лето. С этими словами многие ирландцы шли убивать. Но Дагда пел, чтобы вновь ощутить жизнь.