Чучельник
Шрифт:
Да только вот заставить жить себя там не смог. Это парадоксально, но факт. Я так долго мечтал вырваться из прогнившей сталинской двухэтажки, пропахшей ветхостью, мерзостью и убожеством, но моя новая квартира и вся местная солнечная мирная атмосфера причиняла мне неимоверный дискомфорт.
С первого взгляда я возненавидел своих новых соседей: сытых, улыбчивых, приветливых. Благополучные семьи. Разбалованные, крикливые, наглые, откормленные дети. Их неработающие матери с дизайнерскими сумками и одинаковыми лицами, обколотыми ботоксом. Безмятежность. Стабильность. Семейные ценности. Даже если мне и был понятен смысл этих слов, я никогда не мог испытать
Я привык к мрачной эстетике своей квартиры на втором этаже дома под снос. Поэтому вернулся обратно, а квартиру сдал милой парочке: очкастому «тренеру личностного роста» и его жене-бездельнице, вот кто придется ко двору там, так это они. В своем логове прибрался по мелочи, поменял электропроводку, чтобы не случилось неприятностей, выкинул старую мебель, включая истлевший топчан, купил взамен минимум самого необходимого, кое-как обставил комнату и на этом посчитал закрытым квартирно-бытовой вопрос. Наверное, мое нынешнее жилище смотрелось очень аскетично со своей скудной обстановкой. У меня не было даже телевизора – на кой черт он мне. Ноутбук купил, чтобы читать новости и смотреть видео на ютубе. Долго, правда, я смотреть в экран не мог – глаза теряли фокус и начиналась мигрень. Ну, все какой-никакой досуг, да? Я мог купить все, что нужно, но не считал нужным. Обходился даже без кровати. зато приобрел комфортный ортопедический матрас (спина давала о себе знать) и просто уложил его на пол. У меня не было желания создавать какую-либо видимость уюта, для чего? Будто бы человеку нужно больше, чем подстилка, где спать. Я со своей бытовой неприспособленностью не мог сообразить, как ни напрягал мозги, что вообще нужно для нормальной жизни. Но меня это не особенно и беспокоило. Набрал в супермаркете еды, которая не должна была скоро испортиться: не глядя накидал в тележку какие-то макароны и печенье, бутылки с водой, банки консервированных томатов и чего-то там еще. Забил багажник продуктами до упора и в два приема втащил их наверх. На людях можно теперь вовсе не показываться, а еще я могу считать, что у меня нормальный дом.
…Контактов с женщинами я, естественно, не имел и не планировал иметь.
Но все равно эти паскуды умудрялись портить мне жизнь. Заложено это в их гнилой природе, видимо.
Вспомнить хотя бы первую женщину, которую я лишил жизни. Ей было лет пятьдесят или даже больше, она выглядела как загримированный мертвец. Судя по всему, была одинокой и очень охочей до мужиков. Она занималась в моем первом тренажерном зале, когда я уже стал его полноправным владельцем, но еще не нанял нужное количество персонала и сам работал и тренером, и администратором, и уборщиком.
Хотя, как – занималась? Она приходила, втиснув вялые ягодицы в неприлично обтягивающие штаны, всегда причесанная и накрашенная, как в театр, в безвкусных крупных украшениях, а от ее приторных духов меня неизменно тянуло блевать, но я не делал ей замечаний. Стеснялся, да и никто из посетителей не жаловался особо.
Я игнорировал ее до тех пор, пока она не начала вести себя странно. Она активно оказывала мне знаки внимания, то как приклеенная торчала перед стойкой ресепшна, болтая глупости, а то и вовсе стучалась ко мне в тренерскую, если я запирался там дольше чем на десять минут.
Однажды, она решила-таки пойти ва-банк и задержалась в тренажерном зале до самого закрытия. Висела на всех тренажерах по очереди, пока не ушел последний посетитель.
Не вдаваясь
Я плохо помню, что там тогда произошло. Вспоминаю только белую вспышку у себя в мозгу.
Конечно, я убивал раньше, и не единожды. То ведь была война, а не кино про благородных разведчиков. Возвращаясь в прошлое, скажу, что Антон никогда не испытывал аффекта, лишая кого-то жизни. Это было так же просто и… приятно, как в старших классах возить своих обидчиков мордами об асфальт и наступать им на головы. Калугин всегда обладал устойчивой психикой. Это подтверждали и врачи в военкомате, а потом и матерые психологи, которые дотошно собеседовали нас, чтобы вынести вердикт – готов человек служить в войсках особого назначения, или нет.
Но, несмотря на то, что убить для Антона было так же легко, как почистить картошку, он бы, наверное, не убил ее. Пережил бы унижение, ведь ему было не впервой.
Как ни странно, но не стерпел именно Кирилл, вежливый и улыбчивый, человек-адекватность.
Я убил ее намеренно. Свернул ей шею, она даже пикнуть не успела.
Мне пришлось закрыть тренажерный зал почти на неделю. Сначала эта гадина лежала три дня в тренерской. Точнее, сидела в шкафу. Боже, сколько усилий мне стоило выволочь эту падаль оттуда и упаковать в огромный мешок для строительных отходов. Она окоченела. Она начала вонять. Она весила в два раза больше положенного, как мне показалось. Я обливался потом, запихивая ее в автомобиль (с общественным транспортом я покончил). Вспотел не от физического напряжения – от страха. Мне казалось, что шум мотора и стук дверей разбудил всю округу, и все жители домов поблизости прилипли к окнам, наблюдая, как я тащу в ночи ее неразгибающийся труп к машине. Я не догадался взять тряпок или макулатуры, только пакеты, которые вставил для прочности один в другой. Не знаю, можно ли было по очертаниям мешка понять, что в нем лежит человек, тогда мне казалось, что да.
Может, я зря волновался. Ко мне пришли единожды. Я уже открыл тренажерный зал, где несколько дней подряд исступленно красил стены, чтобы оправдать простой в работе. Я сказал, что видел свою клиентку в последний раз около недели назад. По моей спине текла струйка пота, а я улыбался, размышляя, отбил ли запах краски трупную вонь. Больше меня никто не беспокоил.
Разглядывая себя в зеркало, я не могу понять, чего ради она ко мне приклеилась. Я не считаю себя красивым. Более того, я считаю себя совсем некрасивым. Единственное мое достоинство – рост – вряд ли компенсировало все остальные недостатки, которых имелось в избытке: лицо излишне худое, нос хранит следы множественных переломов, кожа нездорового цвета. Под глазами мешки. Голову обривал в прошлый раз больше месяца назад, и сейчас становится видно, что мои волосы уже разбавлены проседью, череп пересекает выпуклый багровый рубец. У меня самого моя внешность вызывала лишь неприязнь.
Вы, наверное, думаете, что я действительно сделался импотентом после той истории с венерическим заболеванием. Вовсе нет.
Конец ознакомительного фрагмента.